Отмель
Шрифт:
– Давай заглянем сюда. – Я беру Трейси под руку. – Там, наверное, есть камин.
– Звучит заманчиво. – Подруга улыбается и первой заходит в душный, пропитанный потом бар.
Мы занимаем уютный столик у окна с видом на один из клубов Матео. Заранее покопавшись в интернете, я выяснила, что это место – его особая гордость и отрада. Люди платят баснословные деньги, чтобы туда попасть, и оно часто мелькает на его страницах в соцсетях: интерьер в стиле ар-деко с парижским душком; обитые красным бархатом кабинки, красные лампы и медная отделка. Но нет ни стриптизерш, ни мужчин, жадно пожирающих их глазами.
– Схожу за напитками, – говорит Трейси, положив сумочку рядом со мной.
– Спасибо. Возьми мне минералку.
Она кивает и направляется к бару под взглядами сидящих за стойкой мужчин. А я то и дело посматриваю на противоположную сторону дороги. Желто-розовые неоновые огни отражаются в мокром асфальте. Девушки в мини-юбках и кожаных куртках перепрыгивают через лужи, пряча волосы от дождя под сумочками. Невеста в компании подружек подходит к дверям и предъявляет документы двум охранникам, стоящим на входе. Их впускают, и мне удается мельком увидеть красные бархатные шторы. Бывала ли там Ариэлла? Каждую ночь ее ненаглядный проводит в окружении женщин и плевать хотел на чувства супруги.
Когда Трейси возвращается к столу, я отпиваю воды и киваю в сторону клуба:
– Это заведение принадлежит Матео, мужу Ариэллы.
Трейси явно потрясена. Прямо как я, когда об этом узнала. Она смотрит на меня, нахмурив брови:
– Да брось. Правда, что ли? – Трейси выглядывает в окно, потягивая вино. – Никогда бы не подумала, что Ариэлла имеет отношение к такой мерзости.
От ледяной воды мозг впадает в ступор.
– Я ни за что не вышла бы за человека, владеющего стрип-клубами. И чем он ее зацепил? – интересуется моя подруга.
– Вот уж не знаю. Может, сексуальностью? Сначала этот тип прибирал к рукам пабы, потом взялся за ночные клубы, а теперь дошел до стриптиза. – Пока Трейси наблюдает за тем, что происходит за окном, я продолжаю: – Думаю, надо туда заглянуть и разведать обстановку.
Она громко смеется.
– Ara, конечно. Пожалуй, я пас.
Сказать по правде, я ожидала совсем другой реакции.
Туда только что вошла невеста с подружками. У них девичник.
– Что они там забыли? – недоумевает Трейси. – Меня, например, голые женщины не заводят.
– Будет весело. – Я отпиваю воды и жду, что подруга скажет «да».
Обычно Трейси легка на подъем и согласна на любые авантюры, но сейчас смотрит на меня тяжелым взглядом. Потом ее зеленые глаза расширяются.
– О боже. Похоже, ты не шутишь. А вдруг муж Ариэллы сейчас в клубе?
Я пожимаю плечами.
– Затаимся и будем сидеть тихо. Там ведь, наверное, темно.
– А если Ариэлла узнает, что мы туда ходили?
– Мы ей не скажем.
– Ну не знаю…
– Я так давно не веселилась. Наверное, со времен собственного девичника. Ты даже не представляешь, как скучно быть беременной. – Подруга обязана согласиться. Таков мой план. – Ну пожалуйста.
Трейси задумчиво смотрит на меня. Потом губы ее растягиваются в улыбке, она снова смеется и пожимает плечиком:
– Ладно. Это и правда забавно. Не каждый день встречаешь в стрип-клубе беременную тетку.
Я с облегчением откидываюсь на спинку кресла. Трейси вовсе не обязательно знать, что
Сейчас
Их разговор я услышала совершенно случайно. Они даже не подозревали, что я стою в камбузе и готовлю обед детям, нарезая и раскладывая яблоки, виноград и дольки арбуза по тарелке в виде радуги. Но как только до меня через иллюминаторы донесся полувнятный шепот, я тотчас отвлеклась от фруктов и перевела взгляд на две пары обуви, загораживающие вид на море. На палубе горит приглушенный теплый свет, озаряя потрепанные парусиновые туфли Чарльза. Трудно разобрать слова, когда шумит мотор, а волны хлещут о борт, но мне удается уловить фрагменты пьяного разговора мужа со шкипером. Туфли то исчезают из вида, то появляются вновь. Похоже, оба собеседника едва стоят на ногах. К тому же качка усиливается, что заметно даже здесь, на камбузе. Меня шатает, я то и дело отклоняюсь от разделочной доски.
Я знаю, что мужчины пьяны, потому что Чарльз разговаривает в несвойственной ему манере. Будь он под кайфом, слова пулями вылетали бы у него изо рта, как, например, вчера вечером и сегодня утром. Тогда голос звучал ясно и четко, язык отскакивал от зубов, чеканя каждое слово, а вот сейчас заплетается. Чарльз грубо обзывает Матео мразью и сукой. Ему вторит Скотт – чуть тише, но я слышу и его. Шкипер кашляет, распространяя вокруг себя облако дыма. Они курят и беседуют, а яхта движется вперед на автопилоте.
Диалог становится то громче, то тише, как плохо настроенный радиоприемник, и я закрываю глаза, чтобы разобрать как можно больше.
– Если он узнает, нам хотя бы удастся… – говорит Чарльз.
– А что будет со мной? – спрашивает Скотт.
– Вернешься домой. Никто и не… – бормочет мой муж. – … Придется с ним договориться.
Голоса ненадолго стихают, а затем я отчетливо слышу, как Чарльз рассказывает Скотту об острове недалеко от Квинсленда, о Матео, который знает, что мы в море, но не знает, где именно, и уже отправил за нами своих людей. Имя Джека в разговоре не всплывает ни разу.
Раздается кашель, воздух снова наполняется табачным дымом, и Скотт что-то бубнит о шторме и лодке поменьше. После этого туфли окончательно исчезают из виду, и я раздосадованно прикусываю губу. Яхту захлестывает огромная волна, меня отбрасывает назад, и я врезаюсь спиной в шкафчик, дверцы которого ходят ходуном. Арбузные дольки и виноградинки соскальзывают с доски и падают на пол. Сомневаюсь, что алкоголик и наркоман способны ответственно управлять судном. Вернувшись к разделочной доске, я поднимаю фрукты с пола и выпрямляюсь, держась за столешницу. Знаю, Кики и Куп напуганы.