Отпетые отшельники

Марахович Антон Павлович

– Ладно, харе!
– я хлопнул ладонью по столу.
– а то мы тут сейчас ещё и до гейропейцев и майдана доберёмся. Кончаем политсрачь, нам на берег пора. Там новенькие такие симпатяшки!

Гриня сказал, что сегодня музыку на берег не повезёт "во избежание культурологического шока" у местных пляжников. Я не возражал. После вечери Гриша, по моей просьбе, прихватил небольшой усилок с колонками и гарнитуру, и я замутил "сказку перед сном" или "спокойной ночи малыши". На пляже все опять собрались в круг. Я шибко не изощрялся, просто прихватил с полки в салоне один из томиков Пушкина.

Муху попросил погасить все факелы кроме галеры и моей шлюпки, сам расселся на банке, лицом к пляжу. По бокам разместил колонки усилителя и одел гарнитуру.

– "Три девицы под окном пряли поздно вечерком"...
– стараясь повыразительнее, начал я. А потом понеслось, потекло само собой. Микрофон доносил мой голос до самых дальних слушателей. И хотя пушкинский язык был не совсем понятен нынешним малороссиянам, да и москалям тоже, все слушали затаив дыхание. Вот только "Салтана" я заменил на "Ивана", по политическим соображениям. Детвора сидела прямо передо мной, шумно и искренне сопереживала похождениям Гвидона, раскрыв рты и позабыв ковыряться в носу.

Наконец, я окончательно охрип и эстафету подхватил у меня Шорох. А я уселся в сторонке на песочке, грея фляжку. Сказка закончилась. Но никто из слушателей до её конца так и не заснул, даже самые маленькие. Когда начали расходиться, ко мне подошла Оля:

– Антон, скажи Купе, пусть завтра наш навес пошире сделают, тесно теперь нам, а по утрам роса.

– Ты сама и скажи, Оленька. Ты ж теперь у нас тоже "атаман", - пошутил я севшим голосом.
– Ну, и я скажу, конечно. Но меня может несколько дней не будет здесь, так что, привыкай сама решать ваши проблемы.

Девушка уже заметно отошла душой, посвежела. Длинные, до попы, пепельно-русые волосы распушенной косой стелились по груди. Меня она уже не боялась и нисколько не робела.

– Конфетку хочешь?
– машинально вырвалось у меня.

– Хочу.
– неожиданно ответила она по сценарию.

Я протянул ей пакет с леденцами.
– Спокойной ночи.
– шепнул я и пошёл к лодке. Пока мы догребли до трапа шхуны, на берегу один за другим гасли факелы. Луна, хоть и уже заметно просела на западе, ещё щедро заливала своим сиянием берег и море. Я последний раз хлебнул из, умыкнутой у Васечки, фляги и пошёл спать.

Гл. 9

Крымский поход (Часть 9)

Махмудкина галера.

11 августа. В море вышли после завтрака, часов в восемь. Впереди скользила "Мануша", а в кильватере за ней шёл "Котёнок". Я остался на шхуне, переподчинив Муху Димычу "для опознания врага". Менее, чем через час дошли до места "засады". и шебека пошла дальше на восток, всё больше отдаляясь от берега.

Мы притулились поближе к скалам, стали на якорь и, потянулись часы ожидания. К обеду Кныш высмотрел в бинокль, на берегу небольшое стадо диких

свиней. И отпросился на берег поохотиться. С ним отправились ещё два "охотника" из матросов. Договорились о связи на экстренный случай. Наверное, здесь мусульмане на свиней не охотились и те спокойно паслись на виду у людей.

– Нужно у нас с пляжа послать в лес охотников, затариться свежим мясом на обратный путь, да и, вообще на будущее. В морозилках место ещё найдётся.
– я включил рацию и связался с Лёхой. Потом пошёл за своими удочками.

До вечера мимо нас прошли около двух десятков различных посудин в обоих направлениях. Прошла даже какая-то большая парусная калоша, типа фрегата, со многими пушками на запад, в сопровождении трёх галер. Мы следили с Пеном за ними в бинокли и на радаре, опасались, как бы эти бродяги не свернули к нашему "пляжу". Но они прошли "от мыса к мысу" напрямик и скрылись с глаз.

– Наверное, от Азова топают, - предположил Пен. Я был с ним согласный.

Вечером на связь вышел Димыч, сказал, что заночует возле Ялты и пожелал нам спокойной ночи. В глубоких сумерках вернулся Кныш, привезли трёх уже потрошённых и ошкуренных свинок, кило под сто каждая. Кок с матросами, уже при свете фонарей, разделали их и заложили в морозильники. Поужинали свежей убоинкой и разошлись по каютам, оставив на палубе только вахту.

12 августа. Галера так и не пришла. Кныш добыл ещё двух диких свиней, а Пен запретил мне ловить рыбу, сказал, что и одного "рыбного дня" в неделю для здоровья команды достаточно. На закате подошла шебека Димыча, и мы в том же ордере вернулись на наш пляж. Там было всё спокойно. Новые мачты галеры уже стояли на своих степсах, правда, ещё без такелажа. Сама галера уже лежала на другом боку и была почти чистая. "Гезлёвские новички" уже были посвящены в "курс делов" местными и выразили мне лично своё согласие плыть с нами. После ужина Гриша опять устроил музыкальный концерт. Только поставил наши 50-ти ваттные колонки на палубу "Мануши" и развернул их к берегу. 100 метров "не дистанция для них, только звучание будет лучше",- пояснил он мне. Гонял Робертино Лоретти и Альбано с Рамирой, и многое другое.

На берегу, рядом со мной опять сидели и слушали Ольга с Фросей и две "новенькие" девочки. Вечер опять удался. А со шхуны всё это время, пока окончательно не стемнело, за входом в Балаклаву в бинокли наблюдали Муха и ещё один вахтенный матрос. " По ночам турки не ходят!" - заверил меня Димыч и мы улеглись спать.

13 августа. Проснулся я, когда "Мануша" была уже в тени Форосских скал, а "Котёнка" уже было не видно.

– Я не стал тебя будить, чтоб не путался под ногами.
– объяснил свой гуманизм Пен. Я не стал возбухать.

На палубе толклись две дюжины бывших галерников во главе с Купой. Все были в полной упаковке: в шлёмах, кольчугах, броне с полным комплектом колюще-режущего и порохострельного инструмента.

– Доброе утро, Антон!
– приветствовал меня Купа.

– И вам, доброе.
– отозвался я.
– Ты бы отдал команду, пусть бойцы железо поснимают, а то упарятся. Одеть всегда успеете, не на суше воюем.
– посоветовал Ивану. Он гавкнул что-то, я не разобрал спросонья, и его бойцы начали разоблачаться.