Отпетые отшельники
Шрифт:
– Антон, а ваш корабль и вправду стальной, и его ни картечь, ни ядра пушечные не берут?
– подступил ко мне Иван.
– Правда, Ваня.
– я постучал кулаком по борту.
– А почему пушек у вас нет?
– не отставал он.
– Есть у нас пушки, - успокоил я его.
– только их покедова не видно. Пойдём корабль покажу.
– и пошёл на бак.
Показал атаману умывальники и душевые для матросов. Показал гальюны и объяснил, как ими пользоваться. Потом спустились в матросский кубрик. Я невольно распустил хвост, как павлин:
– Здесь наши матросы спят, здесь
– замахал я руками.
– А это камбуз, здесь еду готовят.
Фёдор-кок сперва вызверился на нас, потом принял важный вид и горделивую позу. На офицерскую половину ни через камбуз, ни через лазарет я вести Купу не стал, и мы вновь из кубрика поднялись на палубу, прошли к корме. Завёл его в рубку, там истуканом замер вахтенный рулевой.
– Отсюда, Ваня, мы управляем шхуной.
– пояснил я и мы прошли в кают-компанию: - Здесь столоваются и отдыхают "братья".
У Купы аж глаза на лоб вылезли от увиденной "роскоши".
– Там моя каюта и каюты "братьев".
– показал я на дверь и повёл его назад. Кивнул на трап вниз: - Там другие каюты "братьев".
– и мы с ним вышли на палубу.
– А пушки где ж, Антон?
– вновь озаботился атаман.
– Дай срок, увидишь.
– успокоил я его.
Вконец опупевший Ваня потопал к своим. Стеклянные иллюминаторы и остекление рубки, кондиционированная прохлада внутренних помещений, ковролин на полах и обитые кожей борта и переборки, умывальники, душевые, гальюны из надраенной сияющей "тундры" и нержавейки, сверкающий посудой и плитами камбуз и. наконец, белые простыни и наволочки на матросских койках - таки ввергли его в глубокий шок и охуение. Ладно, пусть обтекает пока, а я вернулся к нашим баранам и своим удочкам.
К полудню ожила рация Яшиным голосом:
– Галера агишного братца прошла к вам. Следуем за ней в шести километрах.
Петя сыграл "аврал". Матросики кинулись прикрывать иллюминаторы и остекление рубки броневыми листами. Я смотал свои удочки и занёс в каюту. Купины воины начали напяливать на себя своё "железо". Мы тоже облачились в "броньки".
Где-то, через час из-за мыса показалась сине-красная галера. Всё верно: 16 пар вёсел, две мачты с латинскими парусами, идёт от Кафы. Петро скомандовал поднимать якоря.
Галера шла километрах в двух от берега. Парусам помогали вёсла гребцов, ветер был для неё противный.
Пропустили каторгу мимо себя и под машиной стали пристраиваться ей в кильватер. С востока подтягивалась поближе шебека Димыча. С галеры нас заметили и стали прижиматься к берегу. Пен дал полный газ, дизель взревел, за кормой поднялся бурун. Паруса мы так и не поднимали. За десять минут догнали турков и пристроились сзади, но мористее.
"Наши" все уже были на своих постах. С правого борта на галеру смотрел через электронный экран прицела гранатомёта Кныш, ближе к рубке к прицелу .308-го припал Гриня. На баке уже поднял, зафиксировал и развернул свою пушку Шорох. Я подошёл к нему:
– Нежней, Коля. Мачты не задень и реи. Чинить их долго. Бей по рулю и вёслам.
– Говорил уже.
– буркнул главарт недовольно.
– Ты лучше иди... к Кнышу и скажи, чтоб не палил над гребцами, посечёт ведь болезных.
Я
Короче, Шорох быстро и метко одной очередью перебил брус, соединяющий румпель с пером руля, а потом выбил половину вёсел с левого борта турка. Кныш качественно положил свои гранаты на кормовой навес бусурман, а Гриня быстренько состриг пулемётом всех, кто был на боевом мостике галеры и прошёлся пару раз по носовому пушечному барбету.
Потеряв ход и управление, оставшиеся в живых правоверные как-то резко загрустили, быстренько спустили флаг и начали убирать паруса. Мы им не мешали, а тут ещё Кэп-Пен по громкой (даже очень) связи по-турецки, но с сильным корейским акцентом, рявкнул, чтоб 'сдавались, значитца, иначе всех убьёт и один останеца'.
Отже ж, засранцы, совсем оставили своего "адмирала" без работы!
Минут через 15 подошёл "Котёнок", стал справа от галеры в одном кабельтове и изготовился к стрельбе. Наша шхуна подошла к турку сзади и нависла бушпритом над его кормой и..."в бой пошли одни старики" Купы, обвешенные железом. Меня Шорох крепко держал за пояс и на галеру не пущал.
Минут пять оттуда раздавалась православная "мать-перемать!" и правоверный "алахакбар!". Раздалось несколько пистольных выстрелов. Потом всё стихло и Николя отпустил мой пояс. Я, Кныш, Туля и Тесля в сопровождении двух матросов- автоматчиков спрыгнули на галеру с бушприта "Мануши".
Всех, кто выжил из турков, Купины гвардейцы уже привели в должный вид: раненных добили, целых обраслетили, заранее запасёнными пластиковыми удавками и согнали к носовому барбету. Среди гребцов-невольников было двое легко-раненных, посечённых осколками гранат Кныша, и нескольким мужикам опять досталось перебитыми вёслами. Невольничий трюм вообще не зацепили.
"Младшенький" брат Ахмет-Аги Махмудка попал под раздачу и теперь горой лежал под остатками кормового навеса. Он оказался ещё толще "старшенького". Убили мы 62 турка из команды и воинов. 22 барбоса сидели на носу галеры. Вонь тоже была здесь главным из ощущений. Абордажники быстренько освободили палубу от трупов, поделили уцелевшие вёсла между правым и левым бортом и доложили, что даже без руля доведут "сине-красную" до пляжа. А я потопал на корму шукать ништяки. Увы, не дали. Сразу вернули на "Манушу" и подключили к общей суетне.
Слава богу, потерь у нас не было. Так, поцарапало слегка четырёх Ивановых хлопцев. Анатолий сразу обработал и наложил повязки, сказал, что ерунда и до свадьбы заживёт. И тут же занялся пострадавшими гребцами.
Решили сразу идти к "пляжу". Впереди под машиной малым ходом маячил "Котёнок", следом под управлением "абордажников" гребла вёслами галера, а сзади прикрывала шхуна, тоже под мотором. Идти пришлось строго против ветра, но как раз к ужину добрались. Выбросили калошу носом на песок, раскрепили канатами. Шхуну с шебекой опять сцепили вместе и поставили на якоря на прежнем месте.