Отпуск
Шрифт:
У рано и предсказуемо женившегося несколько лет назад друга недавно родилась дочь. Мы вместе встречали его супругу из роддома, и едва завидевший укутанную розоватую малышку Вадим расплылся в отеческой нежности, утонул в ней с головой, да так и не вынырнул обратно, с гордостью приняв внушавший мне ужас статус семейного человека.
Я некоторое время подзуживал старого приятеля на предмет его внезапно наступившей старости («Не старости, а зрелости!» – каждый раз занудно поправлял меня Вадим), а потом оставил счастливого друга в покое. В конце концов, принимать счастье близкого человека как свое собственное, даже если ты такое
И я страшно любил Вадика, несмотря на его занудство и разлинованную настольным органайзером жизнь. Вадим отвечал взаимностью, в шутку (в шутку ли?) называл меня Демоном и частенько закатывал глаза к небу, призывая небесную канцелярию к ответу. В эти минуты он вопрошал, за какие такие грехи двадцать лет назад ему «ниспослали вот это» тем славным июньским вечером, когда мы неожиданно встретились на стройке, оба занятые поиском приключений на свои тощие мальчишечьи задницы.
С тех пор мы были не разлей вода, и всегда поддерживали друг друга в различных жизненных перипетиях. Практичность, привитая Вадиму строгими родителями с детства, и моя страсть к приключениям делали наш тандем практически непобедимым, и эти качества здорово выручали нас даже в подростковых переделках. А повзрослев, мы стали использовать преимущества такого тандема и в коммерческих целях: Вадим успешно справлялся с рутинной хозяйственной работой, я же с удовольствием брался за её креативную часть. Дело процветало, все были довольны, а к изредка возникающим конфликтам мы относились, как к неизбежной плате за прогресс и легко их разрешали.
Последний рабочий день близился к вечеру. Справедливо рассудив, что после традиционного розыгрыша рабочему настроению сегодня случиться не суждено, мы с Вадимом прощаемся с сотрудниками и направляемся к выходу. На выходе нас встречает дядя Боря, и Вадим, пожимая руку моему сообщнику, некоторое время проницательно вглядывается ему в глаза. Уловив напряжение на лице Бориса Сергеевича, тяну Вадима за рукав:
– Пойдем, пойдем. Дядя Боря – заложник ситуации, и всю вину за случившееся я признаю за собой.
– Этот Демон все устроил? – спрашивает Вадим у растерянного дяди Бори.
– Этот, этот! – поспешно кивает пожилой охранник и заговорщицки подмигивает.
Вадим отпускает руку охранника, меняет гнев на милость, прощается и идет за мной к выходу. Мы спускаемся на парковку и оказываемся у автомобиля Вадима. Совершенно не изящный, а по мне так и вовсе откровенно уродливый мини-вен друга смиренно ждет своего практичного хозяина рядом с моим мотоциклом.
– Ничего не говори! – предостерегающе говорит Вадим, замечая зарождающуюся улыбку на моем лице. – Сегодня твой лимит шуток исчерпан.
Я молча соглашаюсь. Этот скучный автомобиль Вадим приобрел перед самым рождением дочери, предоставив этим неосмотрительным поступком неисчерпаемый повод для моих насмешек.
– Зато практично и удобно! – привычно, с неоспоримой уверенностью религиозного фанатика, он тогда аргументировал свое решение, заметив плохо скрываемый ужас на моем лице, когда это чудовище впервые оказалось на парковке.
Я к тому моменту уже собирался уезжать, поэтому только усмехнулся и снисходительно кивнул головой, размышляя, как лучше подколоть приятеля на этот счет. Потом завел мотор мотоцикла, открутил газ и лихо сорвался с места. Оглушенный Вадим остался
В этом был весь Вадим. Вот и сейчас он снова подходит к своему неуклюжему транспорту и любовно оглядывает авто.
– Саша, пообещай мне, что на сегодня твои шутки закончились. Вечером мы собираемся в тихой обстановке с друзьями, и я бы хотел надеяться, что больше не увижу сегодня бойцов с автоматами. Особенно в своей гостиной. Если собираешься подарить мне еще один торт, пожалуйста, привези его сам.
Я, надевая мотошлем, глухо обещаю Вадиму, что подумаю, как сделать его вечер приятным. Вадим отвешивает звонкий шлепок ладонью по шлему, имитируя подзатыльник, а я улыбаюсь ему уголками глаз и резко выкручиваю ручку газа. Мотор послушно издает рык, громом раскатываясь по полупустой парковке.
– Демон! – обреченно заключает Вадим и скрывается в недрах своего необъятного автомобиля.
2
Мотоцикл стремительно разрезает улицы вечерней Москвы. Я лавирую между длинными вереницами автомобилей, стараясь не слишком приближаться к их сверкающим, раскаленным бортам. Стоит поздняя московская весна, и тысячи любителей натурального хозяйства покидают каменные джунгли, чтобы все выходные самозабвенно отдаваться историческому инстинкту земледелия на своих дачах.
Будучи убежден в том, что фрукты и овощи приятнее всего добывать в супермаркетах, я игнорирую все фермерские инстинкты. Хотя и очень благодарен трудолюбивым дачникам за то, каким опустевшим становится город, когда в пятницу иссякают последние ручейки автомобилей.
Люди со всей России стремятся попасть в Москву, чтобы начать новую, как им кажется, лучшую жизнь. А оказавшись в заветном мегаполисе, при первой же возможности стараются из него удрать. И простояв несколько часов в пробке из таких же уставших жертв большого города, вздыхают потом с облегчением на крылечках своих загородных домиков.
Мегаполис – это настоящее насилие над природой человека. Именно по этой причине изможденные за рабочую неделю люди так рьяно пытаются урвать для себя эти крохотные два дня перерыва. Для меня же лучшим способом противостоять городскому насилию – действовать в соответствии с древним правилом – если драка неизбежна, бей первым. Не сопротивляться царящему вокруг безумию, а принять его, пропустить через себя, самому стать безумцем. И «изнасиловать» мегаполис в ответ. Те, кто воспринимают происходящее в больших городах всерьез – всегда ломаются быстрее остальных. Подсознательно чувствуя приближающийся надрыв, люди сразу же начинают искать сублимативные формы побега от насилия.
Самая простая и доступная форма побега от действительности – алкоголь. Недаром распитие спиртного считается исконно русской забавой, помогающей и в печали и в радости. Но я почти уверен, что первый выпивший в мире человек чувствовал не радость, а глубокую глухую тоску. Потому что тем, кто по-настоящему счастлив, и в голову не придет идея затуманить свое сознание. Напротив: счастливым людям хочется всеми клетками ясного сознания впитывать каждую секунду своего счастья. С несчастьем ситуация иная – несчастным людям хочется максимально расфокусировать сознание, сбежать от колючих и неприятных деталей, утонуть в вязком киселе затуманенных мыслей.