Отпускай

Сурмина Ольга

— Я пришла потому что ты не отвечал на звонки. — Голос все еще срывался. — Я думала, ты мог умереть. Мне пытались сделать какой-то укол. Мужчина, доктор, инфекционист. — Ком не давал говорить. — И его помощница пытались… не знаю, зачем, может, посмотреть, что будет. Я не знаю. — От шока мокли ресницы. Девушка словно впервые осознавала, что произошло. — Нейт, я… я… я тебя не ненавижу. Прости.

— Ну что, заглянем в гости к моему кузену? — Даглас раздраженно сжал челюсти.

— Конечно заглянем, с большим удовольствием. — Штайнер вытаращил глаза. — Может,

он и мне какой укол профилактический сделает? Или компресс поставит?

— Где ты его видела в последний раз? — Физиотерапевт сдвинул брови. — Я мало что могу объяснить. Он занимается исследованиями на трупах вместе со мной, но он занят своим делом, а я — своим. Мы не друзья, мы коллеги. Я знаю не больше, чем те, кто работают с ним в отделении, просто они работают с ним днем, а я — ночью. На этом все.

— Ничего, спросим. — Нейт оскалился. — Может, он сам себе решит укол сделать.

— Туда дальше, по коридору. — Фастер указала рукой направление. Тело бил мелкий тремор. — Может не надо? Может, просто рассказать все главврачу, или кто тут у вас по таким делам? У тебя сломана нога, Нейт, так нельзя. — Она стиснулся в объятиях теплого «брата». — Нельзя. Нужно поехать домой, или, хотя бы, в палату вернуться.

— Я должен согласиться с ней. — Даглас сдвинул брови. — Тебе нужно сесть, ты еле ходишь.

— Закончу тут некоторые дела и поеду домой. — Штайнер вновь оскалился. — Идем к твоему инфекционисту. Человек, который угрожал моей любимой не будет свободно перемещаться на своих двоих.

— Эмма, он хотел только что-то вколоть тебе? — Доктор прищурился. — Это точно все?

— Вроде бы да. — Тремор усиливался. Подкатывала тошнота. — Правда в лифте он мне что-то дал. Сказал, что это успокоительное. — Ноги подкосились.

Девушка со всего размаха упала на холодный пол.

* * *

Ты опять втянулась в неприятности, да? Эмма?

Неприятности шли с тобой рука об руку всю жизнь. Кто-то воровал у тебя обувь в детском доме, из смеха или в отместку, но какая разница. Тебя все равно носили на спине, ты не замечала. Кто-то с хитрой ухмылкой звал тебя в темную подворотню, но этого ты тоже не замечала, потому что, видя жуткий силуэт за твоей спиной, незнакомцы уходили. Всегда.

Он отпугивал буквально всех, даже тех, кто мог стать тебе добрым другом. Но стоило бы оно того? Разве ты очень уж хотела друзей, скажи? Может ты просто хотела… внимания? Тепла? Уважения? Хотела чувствовать себя если не любимой, то уж полноценной. Чувствовать себя кем-то, на кого по жизни не будут смотреть сверху вниз.

Но разве это возможно в полной мере? Всегда найдется кто-то, кто будет смотреть с высокомерием. Из-за твоего пола, возраста, веса. Из-за профессии, взглядов, даже из-за цвета волос. Важно не заставить смотреть на себя как на равную всех подряд, важно окружить себя теми людьми, которые будут смотреть так, как ты этого хочешь.

Нейт,

наверно, не вляпался бы в нечто такое, во что вляпалась ты сегодня. Злонамеренный человек к нему даже не подошел бы. Почему? Потому что он, как минимум, мужчина, даже со сломанной ногой. Турбулентный, критичный, физический развитый. Но ты не можешь стать Нейтом, ты можешь быть только собой. То, что ты не он, не плохо. У него нет тех преимуществ, какие всегда были у тебя. К нему… люди не тянутся. От него отшатываются, как от черта, а если и хотят сблизиться, то из личной выгоды.

Ему бывает страшно одиноко. Такого одиночества ты никогда не знала, даже когда он оставил тебя. Настолько проедающего, холодного. Обедом любовь не купить, но он пытается. Ему больше ничего не остается. Без обеда ему не говорили «люблю». Над бездной отчаяния он стоически пытался не смотреть под ноги. Всю свою жизнь.

* * *

Что-то раздражающе пищало где-то в стороне, не было сил разлепить глаза. Свет резал крохотные зрачки между синих век, чуть-чуть дрожали ресницы. Немели руки и ощущались, словно незнакомые, чужие. Хотелось повести ладонью чуть в сторону, но она не слушалась. Ощущение как после тяжелого обморока. Или в минуты пробуждения после лютой попойки. Кружилась голова, пересыхало во рту.

Эмма болезненным взглядом осмотрела палату, какие-то шнуры, которые тянулись к руке, ощутила на лице кислородную маску. Одеяло казалось каким-то невообразимо холодным и тяжелым, словно то было не одеяло вовсе, а бетонная плита, которая лежала сверху. Белый свет скользил по медицинским приборам, где-то рядом раздавалась тихая музыка.

Она с усилием повернула голову, и тут же тело захватила рефлексивная тошнота. То ли от голода, то ли после обморока, то ли от одного вида больницы. События предыдущей ночи всплывали в голове отрывочно и сумбурно, едва склеивались из случайных остатков. Она бежала по коридору, приехала, потому что Нейт сломал ногу…

Где Нейт?

Фастер стиснула зубы, и тут же попыталась встать, только… ноги, почему-то, дрожали. Сильнее, чем когда-либо, и вставать на них было страшно. Тремор захватывал руки, аппарат рядом начинал пищать все сильнее.

Резко раскрылась дверь в палату, и на пороге появился врач. С забранными назад волосами, серыми глазами, в прямоугольных очках.

— Мисс Фастер? — Как-то недоверчиво спросил он, глядя на девушку.

— Я… да. — Язык шевелился во рту с усилием, однако, с каждой секундной ощущался все лучше.

— Доброе утро. — Сдавленно ответил мужчина, и лицо расплылось в доброй улыбке. — Вы меня слышите? Понимаете? — Он тут же вошел внутрь, достал из кармана халата блокнот, и стал записывать в него показания с экранов оборудования. — Время… одиннадцать часов тридцать семь минут.

— П-понимаю. — Заторможено ответила Эмма, сглотнув ком. — Где… где Нейт?

— Вы помните? — Осторожно удостоверился врач. — Что вы помните?

— Н-Нейт ногу сломал. — Сдавленно прошептала она. — Где он? Ему стало лучше?