Отрада

Богачева Виктория

Зорян подпер ладонями бока, смотря на кузнеца снизу вверх. Благодаря могучему росту Храбр возвышался над ним на половину головы.

— Так я не о том речь веду. Говорю, непотребство ты творишь с девкой, — и кузнец кивнул в сторону, куда ушла Отрада.

Поморгав с пару мгновений, староста сердито крякнул. Он обозлился, что у Храбра получилось окрутить его, словно мальчишку. Ведь первым Зорян про давние обиды вспомнил, заговорил о них. Стало быть, не шли они у него из сердца. А почему не шли? Пошто помнить о

том, что быльем поросло?..

Храбр довольно скалился, и это злило старосту еще пуще. Потоптавшись на месте, он махнул на него рукой и быстро отошел прочь. Сызнова в спор встревать ему не хотелось.

— Как мальчишка ты его поддеваешь, — пробурчал Белояр за спиной кузнеца. — Коли он вновь пойдет за правдой к воеводе, одной вирой ты не отделаешься

— Да уж разумею, — тот повел плечами, сбрасывая напряжение. — Но он и не пойдет. Чует кошка, чье мясо съела.

— Напрасно нарываешься, брат. Тебя, окромя памяти убитого отца, в избе ждут дети, — Белояр покачал головой и зажмурился от бившего прямо в лицо солнца.

Развернувшись, Храбр окинул его долгим, пристальным взглядом и провел ладонями по лицу, прогоняя усталость.

— Ты должен думать о живых, — гнул свое Белояр.

Кузнец заскрипел зубами. Терпение у него давно все вышло, еще когда с Зоряном говорил.

— Как я могу думать о живых, пока убийца моего отца, моего рода ходит по земле?

— Твой род – в тебе и твоем брате. И будет в других, коли ты возьмешь себе жену.

— Довольно, — предостерегающе вскинув руку, кузнец поглядел на Белояра из-под насупленных, нахмуренных бровей. – Довольно об этом. Идем. Плуг уж заждался нас.

А вечером, как покончили со всей работой, Храбр отправился в избу к знахарке. Потолковать с ней про Отраду.

До широкой лесной опушки, где жила знахарка Верея, он добрался, уж когда солнце медленно катилось к закату. Ее жилье было совсем не похоже на другие избы в общине: ни высокого деревянного забора, ни хлева. Только бревенчатая избенка с крыльцом и банька неподалеку.

— Храбр? – удивленно спросила Верея, отворив ему дверь. – С чем пожаловал?

Внутри царил полумрак, и сладко пахло сухим разнотравьем: всяческие стебли, листья, корешки сушились на натянутых над печью веревках. Всюду были разложены душистые травы, стояли горшочки да кувшинчики. На столе лежал хлеб, прикрытый рушником, да стояла кружка молока. Верно, он оторвал знахарку от трапезы.

— Потолковать с тобой хочу, — Храбр взял с лавки ковш, зачерпнул воды из ушата и сделал несколько жадных глотков.

— Ты никак прямо с поля? – Верея проницательно сощурилась. – Приключилось что?

— С поля, да, — кузнец кивнул.

Опустившись на лавку напротив знахарки, он нервным, рваным движением закатал по локоть рукава рубахи. Яркое весеннее солнце припекло кожу, и она посмуглела всего за пару дней, как вышел он на поле

да встал за плуг.

— Отрада нынче к Зоряну на поле приходила. Ее из избы гонят? – спросил он прямо.

Ходить вокруг да около Храбр не любил.

— Избор к ней старшего сына с женой подселил, — Верея пожевала губы, раздумывая над ответом. – Пошто спрашиваешь?

— Девчонку жалею.

— Ой ли? – она обожгла его коротким, недоверчивым взглядом, и кузнец смутился, словно безусый мальчишка.

— И Зорян не по Правде поступил, — осердившись, Храбр мотнул головой. Взгляд Вереи, казалось, и впрямь прожег ему дырку посередине лба. – Не смеет ни он, ни Избор чужой избой володеть. Да Отраде приказывать.

— А кто смеет? Ты девке тоже не жених.

Верея смотрела на Храбра с неодобрением, будто на провинившегося мальчишку, и для нее ничего не значили ни прожитые им зимы, ни его кузнечное дело, ни борода. Никому другому он бы такого не спустил. Но перед мудрой знахаркой склонял упрямую голову да слушал, что она говорила. Зубами скрипел, кулаками хрустел, но слушал.

— Ты вот что! – Верея сердито подбоченилась. – Твоя вражда со старостой – дело твое. А Отрадку ты не трожь, девка и так настрадалась, и еще хлебнет немало. С родней постылой жить...

— Моя вражда со старостой тут ни при чем! – Храбр сжал на столе тяжеленные кулаки, но знахарка и глазом не моргнула.

Ее ни сила его, ни норов крутой да вспыльчивый не пугали.

— Ой ли? – повторила она свой вопрос и прищурилась. – Ты гляди мне, кузнец, коли девке через тебя еще хуже сделается, вовек не позабуду!

— Да что говоришь ты, госпожа! – Храбр вскинулся и, недоумевая, посмотрел на знахарку. – Уж не мыслил никогда, что похож я на труса, который бабьей юбкой прикрываться станет!

Он сердито засопел, и некоторое время они с Вереей буравили друг друга гневными взглядами, пока знахарка не отвернулась первой. Подперев ладонью сухую, морщинистую щеку, она постучала ладонью по столу.

— Добро, — смягчившись, сказала она. – Не серчай. Мать ее незадолго до смерти своей просила, чтобы я Отрадку не бросала да одну не оставляла. Тревожусь я за нее. Неспокойно мне. Неспроста Избор за избу так цепляется.

Верея встала и принесла на стол кувшин с теплым киселем и чарку для Храбра.

— Голодный, небось?

— Нежка покормит, — он улыбнулся и махнул рукой. – Да там изба неприметная, плохонькая совсем. Нашто она Избору?

— Вестимо, для чего-то потребна. Коли уж старшего сынка сослал в покосившейся избенке жить.

Вздохнув, Верея уселась за стол и снова подперла ладонью щеку. Неспешными глотками Храбр хлебал сладкий, густой кисель. Вертелась на задворках какая-то мысль, но все ускользала, и он не мог ее поймать.

— Выживут девку из отцовского дома. Замыслил что-то Избор.