Отравленная роза
Шрифт:
Довольно умный ответ, не язвительное: «Давайте закроем эту тему». Что ж, ее право, не загадывает на будущее, но страха в серых глазах нет, она действительно сможет сделать подобное, не стоит развевать по ветру уверенность, странную, глупую…
Тема была переведена на менее опасную для её психики. Люциус не мог понять, кто сидит перед ним: юная девушка или взрослая женщина… А манеры… их словно нарисовали из ниоткуда, появилась та самая леди, которую Аллегра так долго прятала в себе. Так непохожа на своего отца. Несмотря на чистую кровь, статус и деньги, Амикус был немного простоват, но его дочь совершенно иная, сейчас Люциус видел в ней нечто более возвышенное, поймал себя на мысли, что у него могла бы быть такая дочь…
*
Случилось ужасное, Артур Уизли был покусан Нагайной в министерстве – это видение передалось Гарри, и Артура удалось спасти. И как змее удалось проникнуть в Отдел Тайн незамеченной? По сточным трубам, вентиляции? Не может быть, повсюду расставлены
Северус размышлял на тему того, насколько близко Лорд подобрался к Пророчеству. Счет идет на дни, совсем скоро ему удастся завладеть им, это вопрос времени…
— Легиллименс!
Он снова без проблем вторгся в мысли мальчишки, никаких преград, совершенно неспособный ученик… Воспоминания о сопливой встрече с Сириусом перед началом учебного года, фу, как мерзко. Далее картины дружеских встреч, каких-то разговоров, Северус копнул глубже и наткнулся на воспоминания Поттера о зеркале Еиналеж… Он видит в нем родителей… Лили… горькой болью отдался образ любимой женщины, улыбающейся из магического отражения. Не в силах больше терпеть, Снейп прервал контакт.
— Мистер Поттер, вы даже не пытаетесь бороться со мной! — с налетом досады произнес он.
— Сэр, я стараюсь…
— Значит, плохо стараетесь.
— Но благодаря связи с Темным Лордом удалось спасти жизнь мистеру Уизли.
— Вы либо совсем болван, либо испытываете мое самообладание. Он может использовать этот контакт, чтобы подкидывать ложные воспоминания, мучить вас, может довести до безумия…
Северус отпустил Гарри перед Рождественским балом, а сам отправился в лабораторию варить Аконитовое зелье для Люпина – на него бесцеремонно взвалили эту обязанность. Рождество только завтра, и он встретит его в полном одиночестве, как всегда. Обычно в праздники его компанией было Огденское виски, но после последних событий он дал себе слово не брать и капли в рот. Никогда не терял голову из-за алкоголя, но почему-то неудачно сложившаяся ситуация плюс отменное пойло превратили его в зверя тогда. Всё, теперь сухой закон, а значит, двадцать пятое декабря теперь черный день в календаре. Расслабиться не удастся, пусть, Северус и заслужил это в полной мере. Он искренне хотел знать, что случилось с Аллегрой. Устроила ли она жизнь где-то далеко отсюда? В голову приходили жуткие мысли, а вдруг ее хрупкое безжизненное тело уже давно покоится где-то у подножия скал? Суицидальная личность. Как никто другой Аллегра способна на самоубийство, а это значит, что он не только исковеркал жизнь и её судьбу, но и повинен в ее смерти…
====== Часть 2. Глава 6. Рейд. ======
Несобранность, хаотичный бег маленьких белых точек; рой снежинок кружил за окном, обступая стихией зимы древние стены величественного поместья. И летом внутри, казалось, была вечная метель. Нерушимая стужа, холод пустоши и несбывшихся надежд. Каждый, кто рождался под крышей родового замка, был несчастен, закован в кандалы статуса, обречён на угнетение собственных чувств. Таким был и Люциус.
Он рос в обители пронизывающего мороза, забывая о мечтах юношества, вычеркивая из жизни все светлое, оставлял только манеры и фасад аристократизма, вросший в образ, ставший с ним единым целым. Когда-то он любил сладкое, простую фруктовую карамель, ел её фунтами, пока красивое мальчишеское личико не покрылось прыщами в период взросления. Запрещали все – он быстро забыл об игрушках, их заменили на уроки фехтования, верховую езду… Безусловно, лошади были не самым плохим, что могло с ним случится, однако мысль о том, что и это было неотвратимой обязанностью, заставляла забывать, как приятен запах сена, тепло, исходящее из больших ноздрей, и мягкая шелковистая шерсть гривы. Отцу удалось вылепить из него именно то, о чем он мечтал, выкинуть из светлой головки все неподобающие увлечения и литературу третьесортного содержания. Лишь после смерти Абрахаса Люциус позволил «Грозовому перевалу» обрести законное место на полке в библиотеке, но кроме этого ничего не изменилось. В зеркале отражался все тот же чистокровный, высокомерный, идеальный мужчина, который сам воспитывает сына так же, как воспитывали его самого. Он стал тем, кого ненавидел, кого пытался изгнать всю сознательную жизнь, приоритеты семьи и статуса оказались первоочередными. Не мог иначе, в такие моменты говорят, что все слишком далеко зашло.
Люциус смотрел на вьюжное небо, понимая, что никогда не сможет быть таким хаотичным, непредсказуемым, не полетит в пространстве и времени, выбирая направление самостоятельно, не растает на чьих-то разгоряченных щеках, им не будут любоваться, просто потому, что он уникален, и единственный в своем роде имеет оригинальную форму, непредсказуемый узор и внутренний мир. Путь давно утерян, он мог сравнить себя лишь с каплями промозглого дождя, падающими строго вниз, стремглав несущимися к сырой земле.
Праздничный Рождественский ужин в кругу семьи, традиции, обуза… Ему хотелось закрыться в кабинете и почитать, отказаться от большого стола, за которым терялись трое. Но в этом году в стандартном приеме изысканной пищи участвует
Странный вчера получился вечер, непривычное общество Аллегры не показалось обременительным, наоборот, общение было непринужденным, возможно, виновата еще одна бутылка Каберне Совиньон, развязавшая обоим языки. Темами вечера стали книги и некоторые курьезные случаи времён юношества Люциуса, в основном, в школьные годы. Хогвартс был единственным местом, где он мог вздохнуть практически полной грудью. Аллегра, как и он, была старостой, дотошной, невыносимой, много историй было рассказано ее устами. Драко совсем недавно возмущался, что она терроризировала Слизерин с момента назначения префектом. Не раз с губ сына едва не срывалось определение «стерва». Люциус объяснял, что она не виновата в том, что выполняет свои обязанности, и не должна покрывать выходки своего факультета… Он примерно знал общую картину её личности, невзрачный образ всезнайки со слов Драко. Теперь, однако, эта особа живет в его доме, и она совершенно не такая. Люциус узнавал ее постепенно и, в то же время, быстро, раскрывая для себя многогранность её характера, непоколебимость сильной натуры, неопределенную слабость и оригинальность.
Вчерашний разговор сделал ее улыбку искренней, позволил чуть приоткрыть душу. Разная, неуловимая, утонченная и вульгарная, немного сумасшедшая, но в то же время умная, умеющая обосновывать и отстаивать свою точку зрения. Забавная, когда немного выпьет, хотя какой там… вчера она уговорила приличное количество вина, однако выглядела и общалась совершенно адекватно.
Аллегра не должна жалеть о том, что позволила вторгнуться на свою личную территорию… Возможно, это случилось от скуки, которую навевал огромный зябкий дом. Нарцисса приехала с приема поздно и не застала мужа и «племянницу» за бутылочкой Каберне Совиньон. Они разошлись раньше, искренне пожелав друг другу спокойной ночи и отсутствия головной боли наутро. Настроение с утра было даже нормальным, пока его не подпортил «веселый» разговор с Драко по поводу проступка в школе. Он был наказан, и теперь обязан сидеть в доме безвылазно до окончания каникул. Что самое противное – сын не произнес ничего в самозащиту, вся речь сводилась к невнятному: «Да, отец» и слегка поникшей голове. Ни одного слова против, Люциус видел себя в его возрасте, не смеющего выдавить что-то наперекор Абрахасу Малфою. Безнадежно, он растит отпрыска по своему образу и подобию, от этого еще больнее.
Разгар праздничного ужина, тишина, лишь редкий стук бокалов, опускающихся на стол и позвякивание столового серебра, сведенное к минимуму безупречными манерами. И никто со стороны не мог бы подумать, что двоим сегодня придется убивать, что рождественский пир, начавшийся с запеченной индюшки, закончится запрещенными заклятиями и смертями, несмываемым месивом греха на двух душах, одна из которых была пока еще чиста. Кто скажет Аллегре: «Нет, ты не должна этого делать! Это ужасно, глупо обагрять руки кровью ни в чем неповинных людей!»? Никто, она встала на этот путь добровольно. У нее никого нет, и даже отец, от которого она сейчас скрывается, просто даст палочку в руки и отправит уничтожать магглов. Люциус не мог позволить себе слабости запереть девицу в доме, не брать с собой, уберечь от самой себя, не очернять и без того сломленную душу. Он не может, не имеет права, потому как сам приставлен наставлять на «путь истинный» и следить, чтобы она не свернула…
Все присутствующие, включая его самого, аккуратно перебирали ножом и вилкой, не нарушая идеальности осанки, подобно восковым фигурам, навечно застывшим в одной позе… Все, кроме одной. Аллегра была многим раскованней, но, в то же время, держалась этикета, только нечто неуловимо живое ощущалось в движениях, не вписывалось в программу дома Малфой. Она резала пищу не на малюсенькие кусочки, а на побольше, добрее, чтобы действительно ощутить вкус блюда, салфетка на её коленях лежала как-то иначе, немного небрежно. Люциус отвлекался от тоски, незаметно обращая внимание на гостью. Аллегра позволила выглядеть себе праздничнее: вечные брюки сменились на одно из платьев, что он «заботливо» предоставил. Пускай фигура принадлежала Мелани, но он уже не видел племянницу, а сквозь эту маску смотрел прямо на Аллегру. Длинные черные волосы, собранные в аккуратной прическе, заколотой ненавязчивой бледно-голубой заколкой, одолженной у Цисси, лавандового цвета платье на аккуратных бретелях, высокий пояс, подчеркивающий худобу, и юбка, стремящаяся к полу мягкими волнами. Люциус вспомнил, что подарил эту заколку в виде трилистника Нарциссе на выпуск из Хогвартса: изящная, аккуратная вещица, нежная, как раз для юной особы, впоследствии его жена предпочитала более тяжелые украшения. Когда она в последний раз надевала эту заколку, он уже не помнил. Похоже, вещь была отдана в пользование юной Аллегре совершенно без задней мысли, Нарцисса просто забыла… Наверное, безделушка была самым искренним даром, который когда-либо преподносил Люциус, неоцененная, забытая, она затерялась среди множества аксессуаров уже тогда избалованной юной невесты. Не будет удивлением, если его жена передарила заколку «племяннице». Впервые в жизни он ощущал некий трепет от собственного подарка, оцененного по достоинству нежной девушкой, отнюдь не супругой.