Отражения нашего дома
Шрифт:
– Сара! – Она стучится в дверь ванной. – Думаешь, я не заметила, как ты намеренно игнорируешь меня и бабушку? Такое поведение не…
Я игнорирую ее и брызгаю водой в лицо. Вцепившись пальцами в край раковины, смотрю на свое бледное отражение. Изможденное, унылое и опухшее.
Затравленное.
Меня гнетет тяжкий груз бабушкиного прошлого и отсутствие ясного ответа о Малике.
Минуты тянутся одна за другой, и я все больше задаюсь вопросом: может быть, Сэм был прав? Кто ко мне взывает все это время – Малика… или сам дом?
Отвожу взгляд от зеркала,
Падар: Я попробую другой подход, хорошо?
Падар: Давай сегодня пообедаем.
Падар: Втроем. Дай ей шанс.
Топаю по траве, так как бригада Эрика перекладывает плитку на подъездной дорожке. На шее покачивается фотокамера, я верчу головой, выбирая хороший ракурс для съемки внешнего вида. Азартно щелкаю кадр за кадром, лишь бы не думать о сообщениях падара.
Во время съемки обращаю внимание, что при дневном свете Самнер выглядит совсем по-другому. Чистый. Гостеприимный. Вхожу в двери, продолжая делать снимки для отчета о ходе работ. По спине пробегает холодок. Краску отмыли, как будто ее и не было. Пытаюсь не обращать внимания на гневные взгляды рабочих. Ну да, даже я не могу не признать, какая это была адова работа – все отчистить.
Внутри кажется, что Самнер полон народу. Сворачиваю в большую семейную гостиную и вижу, как в новеньких зеркалах и кафельных плитках мелькают отражения. Лица, к которым я привыкла: биби-джан, Малика, баба Калан. Но появляются и новые. Из зеркала в ванной на меня смотрят Сэм и его родители. Что?!
– Смотри по сторонам. – По коридору мчится Сэм, таща ящик размером чуть ли не с него самого. У него на шее надулись жилы. Он проносится мимо меня, к дальнему крылу, где находятся небольшая комната, спальня и мини-кухня. Спотыкается об оброненный кем-то молоток.
Не раздумывая подскакиваю помочь ему с ящиком.
– Еще бы чуть-чуть, и… – со стоном говорю я, мы оба шатаемся, и он внезапно выпускает ящик из рук. – Эй, неплохо было бы предупредить. – Я тоже роняю груз.
– Откуда ты знаешь, что такое плохо и что такое неплохо? – с горечью говорит он.
– Ладно, я получила по заслугам. – Отступаю с дороги Сэма.
– И правильно. – Он в возмущении уходит.
Смотрю ему вслед, пока он не скрывается из виду. Ковыряюсь с фотокамерой, чтобы отвлечься от боли, сжимающей горло. Регулирую настройки, и вдруг что-то бросается в глаза.
Темные волосы.
Сердитые глаза.
И этот смех.
Малика.
– Эй! – спешу к ней. – Погоди!
Она мчится в комнату, где много недель назад я впервые увидела биби. Но сейчас паркетный пол снят и заменен на гладкие темные доски.
Она поворачивает голову и ухмыляется мне:
– Ты чуть не опоздала.
– Чуть не опоздала куда? – Врываюсь в комнату. Я тут одна.
В сердцах испускаю вопль.
– Что ты скрываешь от меня? – Падаю на колени. – Я больше не могу. Не могу.
Прячу
Мне отвечает тихий шепот:
– Погоди еще одну ночь, и все станет ясно.
– Вот так всегда. Еще одна ночь, потом еще… – говорю я, ни к кому не обращаясь. Хватаюсь за дрожащие запястья. В голове повисла дымка, оставшаяся там еще с четвертого июля.
Оглядевшись, вижу их глаза. Смотрят. Ждут.
Хочется закричать: «Чего вы ждете?»
Телефон звонит и звонит, я сглатываю подступивший к горлу комок.
Падар: Я здесь
Вряд ли удастся еще долго убегать.
В квартире падара пахнет томатным соусом и запеченным сыром. После череды наших катастрофических встреч это может означать только одно.
Жест примирения.
Падар идет в свою комнату вымыть руки. Замечаю: там, где мы обычно смотрим телевизор, расстелен дастархан [6] . Стол вместе с диваном сдвинут в сторону, чтобы нам было где рассесться. Увидев три столовых прибора, я слегка пугаюсь. И, хотя падар в этот раз предупредил меня заранее, все же мне непривычно думать, что третий прибор приготовлен не для мадар.
6
Скатерть, используемая во время трапез, либо сервированный стол.
Их кухни выглядывает голова. Та самая папина «кое-кто». У нее мягкие каштановые волосы до плеч и добрые глаза. При виде меня они прячутся в морщинках.
– О, ты довольно рано. – Она достает из духовки противень с печеной лазаньей и ставит на плиту. – Рада наконец познакомиться. – Она нервно приглаживает блузку.
– Да. – Не могу сказать то же самое, поэтому не говорю ничего.
Мы неловко разглядываем друг друга. Широко распахнув дверь, в комнату входит падар.
– М-м, как вкусно пахнет. Ты не поверишь, как долго мы питались одним раменом. – Он с надеждой улыбается мне. – Правда, хорошо, что у нас наконец-то гости?
Я пожимаю плечами, стараюсь совладать с расшалившимися нервами и вдруг замечаю в комнате падара груду чемоданов.
Она тут не гостья.
В этой картинке есть что-то такое, от чего я застываю на месте. Сжимаю голову руками.
– Я к этому не была готова.
Такой «жест примирения» больше похож на засаду.
Вечер разбивается вдребезги мелкими осколками, на их место приходит головная боль.
Падар бьет кулаком в зеркало, под его окровавленными руками разлетается битое стекло. Мадар кричит: «Я без тебя умру». Отпечатки рук падара на ее шее: «Своим безумием ты погубишь нас обоих». Я парю над собственным телом, взираю на начало конца. Дрожу, трепещу. «Если они оба уйдут, мне не жить».