Отраженная угроза
Шрифт:
Еще двое умерли на следующий день. В поселении началось тихое помешательство. Те, кто еще не носил на своей коже розовых пятен, собрали вещи, набили мешки припасами и выбрались за периметр. Вокруг поселения появились крошечные палаточные городки, повсюду к небу поднимались струйки дыма от костров.
Столовая, пара мелких магазинчиков, аварийный склад – всё было частично разграблено. Никто уже не думал о соблюдении приличий.
Поселение опустело. Лишь возле лаборатории, где работали медики, теперь начали собираться люди. Все они были больны. Страшная молчаливая
На третий день, когда донеслась весть, что умер старший врач – тот самый сердитый лысый врач, который вылечил Сенина, – по толпе пронеслось движение. Кто-то в голос заплакал, кто-то потерял сознание. Если врачи не могут спасти себя, на что тогда надеяться остальным?
Тем не менее картина еще не походила на апокалипсис. Всё происходило очень тихо, спокойно, даже буднично, никто не сходил с ума, не бился в истерике, не впадал в разврат. Многие даже продолжали добросовестно работать на своих объектах.
Один-два раза в день в поселении меркли лампочки – администрация включала гиперсвязь и слала в Сектор мольбы о помощи. Но помощь всё не приходила. И это несмотря на то что Сенин сразу же направил лично Макрееву зашифрованное сообщение, где понятно объяснил – грибок не страшен обычным людям, спасателям совершенно нечего опасаться.
В воздухе сгущалось напряжение. Каждую секунду можно было ждать взрыва.
В тот день Сенин зашел к Ангелине. Она лежала в постели и смотрела в потолок. Розовые пятна ползли с шеи прямо на лицо. У нее ничего не болело, она могла двигаться и жить обычной жизнью, но она знала, что в поселении умерло уже больше двадцати человек.
На самом деле Сенин скрыл это от нее, умерших было тридцать два.
– Так нельзя, – сказал он ей. – Ты должна встать и что-то делать.
– Я и так делаю, – возразила она. – Я думаю, вспоминаю.
– Ну, прямо как к смерти готовишься, – рассердился Сенин.
– Готовлюсь, – кивнула Ангелина.
– Хватит себя угнетать. Умирают те, кто просто не хочет жить – поверь моему опыту. Тебе нужно потерпеть дней пять-семь, врачи что-то нащупали, скоро будет лекарство.
Это была чистая правда. Валенски только накануне сказал, что они синтезировали в виртуальной среде короткоживущий микроспорум, который разрушает корневую систему грибка и не вредит человеку. Впрочем, вредит ли он подражателю, сейчас никто не мог поручиться.
Осталось только вырастить опытный образец, а на это требовалось немалое время.
Сенин сидел на кровати Ангелины и держал ее за руку. Рука была вялой и холодной. Ангелина решительно не хотела бороться за жизнь. Сегодня с ней было совсем не о чем разговаривать.
С Вельцером было легче. Когда утром Сенин зашел к нему и попытался подбодрить, тот грустно улыбнулся и сказал: «Конечно, командир».
Неожиданно у Сенина запищал радиобрелок.
– Ган, ты где? Ты один? – раздался осторожный голос Гордосевича.
– Нет, подожди. – Он подмигнул Ангелине и вышел, тихо прикрыв дверь. – Теперь говори.
– Срочно возвращайся к дому, там я тебя
– Что происходит?
– Ган, сейчас некогда. Сам увидишь. И поторопись.
Сбитый с толку Сенин скомканно попрощался с Ангелиной и поспешил домой. Как и советовал Гордосевич, он шел осторожно – выбирал путь в проулках, улицы пересекал быстро, не глядя на встречных.
Он опоздал. Возле дома его уже ждали. Там было всего два десятка человек, и с ними губернатор. Он почему-то держал в руках здоровенный клок «мочалки».
– Вот он идет, – громко сказал губернатор. – Вот идет человек, который несколько недель назад лично мне обещал, что уничтожит «путанку». И он это сделал. Посмотрите, она в самом деле погибает…
«Мочалка» в его руках была жухлая и безжизненная, как осенняя трава. Сенин и сам знал, что процесс неумолимо идет – в его комнате пышные поросли также шли на убыль.
– Но вместе с ней погибаем и мы! – продолжал губернатор. – Этот человек принес нам несчастье – смертельную болезнь, от которой нет спасения…
Толпа тихо загудела. Сенин боялся смотреть кому-то в глаза.
– Я должен был раньше понять, что это он во всём виноват, – продолжил губернатор. – Ведь пока его не было, мы прекрасно жили. Посмотрите: он вполне здоров, он сильный и самоуверенный. Он, похоже, считает, что ему эта болезнь не грозит. А ваши дети лежат в пластиковых мешках. Это справедливо?
Сенин покосился по сторонам. Он понимал, что, скорее всего, ему сейчас придется удирать со всех ног, и надо было выбрать направление.
– И как мы должны с ним поступить? – Голос губернатора бил по мозгам, как молоток. – Может, кто-то мне скажет, как мы с ним поступим?
Никто еще не сделал ни шага, но уже было видно, что толпа начала движение. Она всего лишь немного качнулась в сторону Сенина, и всё стало ясно.
Им нечего было возразить. Их нечем было успокоить. И самое ужасное, что губернатор говорил чистую правду. Виновен.
Сенин поднял глаза и вдруг увидел быстро мелькнувшую тень, а в следующий миг в грудь что-то больно ударило. В него швырнули камень. Это было дико и немыслимо – средневековая расправа на далекой космической колонии. И руководил ею человек, которому следовало быть самым разумным и взвешенным из всех – губернатор!
Сенин, держась за грудь, сделал шаг назад. В него полетел второй камень, он увернулся. Он видел, что пружина человеческих нервов натянута до отказа, и сейчас толпа ринется на него.
Сенин повернулся и бросился бежать. Куда бежать, он не знал и не думал об этом. Главное – бежать. Толпа сорвалась за ним с многоголосым криком, переходящим в вой.
Взрыв, которого опасался Сенин, наконец случился. И поиск виноватых оказался скорым.
Он бежал посередине улицы, встречные останавливались и с изумлением смотрели вслед. Из толпы их звали присоединяться. Сенин знал, что не сможет бежать вот так бесконечно. Он готовился встретить телом яростный удар толпы. Тело казалось хрупким и беззащитным, как сухая ветка.