Отрезок пути
Шрифт:
И именно Северус является главной темой для разговоров во время трапез. Коль скоро печальную историю неразделенной любви стараниями эльфов все благополучно забыли, они никак не могут понять, что же все-таки заставило его принять сторону Дамблдора. Мы, конечно, помалкиваем, но меня все это страшно злит. Получается, тот факт, что он просто порядочный человек, который сумел осознать свои ошибки, они даже не рассматривают? Меня вот как раз всегда больше интересовало, как он к ним вообще попал, с его-то умом и моральными принципами.
А они все говорят и говорят. О том, как ловко Северус обводил
А самое дикое то, что Гарри тоже им восторгается, хотя прекрасно знает, что «добрый дедушка» выращивал его на убой. Не может не знать, потому что, в противном случае, и я бы ничего не понял. Кажется, он простил его. Но разве можно такое простить?
Порой мне хочется вскочить и высказать все, что я думаю об этом человеке. Но я молчу. Это было бы почти так же мерзко, как отобрать игрушку у маленького ребенка. Я молчу по той же причине, по которой попросил Энтони нарисовать в Большом зале портрет Дамблдора, а потом сам старательно выводил рядом название нашей команды. Очень легко опорочить имя человека, который уже мертв и не может ничего сказать в свое оправдание. Легко, но противно, как бы ни был он виноват. В любом случае есть книга Риты Скитер, в которой не так уж мало правды. И есть факты. Если захотят, поймут все сами.
Только Аб, который тоже почти все время проводит в школе, не выражает особых восторгов. Наоборот, он кривит губы, когда кто-то в очередной раз упоминает его брата, и смотрит на меня многозначительно, словно говоря: «Уж мы-то с тобой, Лонгботтом, хорошо знаем, что это был за тип». О подслушанном разговоре он не спрашивает. Думаю, догадался, что речь шла о Северусе. К счастью, у него достаточно такта, чтобы молчать, пока молчу я.
Джинни почему-то тоже морщится, слыша имя нашего бывшего директора. Это даже как-то странно. Едва ли Гарри стал бы рассказывать ей о том, что должен был умереть. Поэтому я, честно говоря, даже не знаю, что именно ей не нравится. Спросить возможности пока не представилось – она каждую свободную минутку проводит либо с Гарри, либо с семьей. Но если вспомнить, как она накинулась на Гарри из-за Северуса, можно предположить, что этот «великолепный» план у нее в голове тоже не укладывается.
И сегодня темой дня по-прежнему является наш двойной агент. Сидим мы давно, взрослые волшебники почти все разошлись, остались только некоторые преподаватели и Аберфорт, у которого, по всей видимости, нет ни малейшего желания топать в Хогсмит, на ночь глядя.
Вскоре слушать все эти рассуждения становится по-настоящему невыносимо, и я уже собираюсь было уйти к себе, сославшись на головную боль. Но тут вдруг двери распахиваются, и в Большой зал размашистой походкой заходит Райк, улыбаясь так ослепительно, что Локхарт повесился бы от зависти, если бы это увидел.
Не успеваю я открыть рот, чтобы спросить, не случилось ли чего, как с места срывается Луна и с громким воплем: «Дядя Райк!» бросается ему на шею.
Райк подхватывает ее на
– Здравствуй, ангел мой! Как твои дела? Как папа?
– Все хорошо, дядя Райк! – радостно отвечает Луна. – Папа сейчас восстанавливает наш дом, он немного взорвался зимой. Нанял специальную бригаду, а сам живет в «Дырявом котле». Он говорит, что дома мне делать нечего, а на Диагон-аллее полно журналистов. Поэтому я пока здесь. Но так даже лучше – мы восстанавливаем школу.
– Это дело хорошее, – он ласково проводит рукой по ее волосам. – Я смотрю, ты стала настоящей героиней.
– Ну, какая же я героиня! Это Гарри и Невилл – герои, – смеется она и добавляет с озорной улыбкой: – И ваш друг профессор Снейп тоже.
– И давно ты знаешь, что мы друзья?
– Всегда знала, – признается Луна. – Я вас в Сент-Мунго пару раз вместе видела.
– До чего же хитрая девчонка! – фыркает Райк, погрозив ей пальцем. – Так вот почему ты в каждом письме в красках расписывала уроки зельеварения! Я-то, дурак, думал, что это твой любимый предмет. Еще удивлялся, когда на пятом курсе ты вдруг переключилась на ЗОТИ.
Луна снова смеется, глядя на него с обожанием. Хм, во всяком случае, теперь понятно, откуда он всех знает. Интересно только, откуда он знает ее.
– Ладно, дорогая, мы с тобой еще успеем поболтать, – говорит Райк, мягко подталкивая ее к столу. – Сейчас я пришел по делу.
– Что-нибудь с профессором Снейпом? – с тревогой спрашиваю я, приподнимаясь со скамьи.
– Нет-нет, Невилл, состояние стабильное, – поспешно заверяет он. – Просто я оказался в затруднительном положении, и очень надеюсь на вашу – возможно, даже на твою – посильную помощь.
– В чем заключаются трудности, целитель Лежен? – спрашивает МакГонагалл, слегка нахмурившись.
– Дело в том, профессор, что Северус воспользовался противоядием, которое сам и изобрел. Это вполне в его духе, но о составе и свойствах этого зелья я не имею ни малейшего представления.
– Но оно ведь подействовало? – деловито уточняет Гермиона.
– Безусловно, подействовало, коль скоро яда в организме нет, – подтверждает Райк. – Однако любое зелье состоит из различных компонентов, каждый из которых обладает своими собственными свойствами, как по отдельности, так и в сочетании. А я, будучи целителем, не вправе применять к пациенту заклинания или зелья, не имея гарантий, что они не вступят с противоядием в реакцию, могущую привести к негативным последствиям. Думаю, вы меня понимаете, мисс Грейнджер.
Судя по умному виду Гермионы и выражениям лиц большинства присутствующих, только она его и понимает.
– Кроме того, – добавляет он. – Противоядие уже успело вступить в реакцию с «Глотком живой смерти», который Северус использовал, чтобы усыпить вашу бдительность, а также с заживляющим зельем.
– В какую реакцию? – оживившись, интересуется Слагхорн. – Быть может, я смогу помочь. Я ведь тоже зельевар.
– Да, я в курсе, – сухо говорит Райк, окидывая его взглядом. – Выражаясь простым языком, Северус давно должен был прийти в себя, однако по-прежнему пребывает в состоянии, близком к коматозному. Это вы можете объяснить, профессор? Как зельевар?