Отрочество
Шрифт:
Они были красные, синие, лиловые, и странно было, что все это богатство спрятано в снегу.
И вдруг чувство необыкновенной легкости охватило Александра Львовича — легкости и уверенности в своих силах.
На карнизе, на пухлой подушке нетронутого снега, сидел воробей. Он посмотрел в глаза Александру Львовичу своими бисерными глазками, затянутыми пленкой, дрогнул тельцем и полетел.
И нет его. Но словно осталась по ту сторону окна невидимая полоска, прочерченная птичьим полетом…
Счастье?.. Нет, нечто
— Эй, Данька! После уроков — в пионерскую комнату, Джигучев велел!
«Джигучев? — Сердце у Дани забилось тревожно. — Опять, наверно, про стекла».
Едва дождавшись звонка, он выбежал из класса и вихрем понесся в пионерскую комнату разыскивать Джигучев а.
— Заходи, заходи! — почти ласково встретила его Зоя Николаевна. — А мы с Костей как раз о тебе говорили.
Даня глубоко вздохнул и молча переступил с ноги на ногу.
И не надоест людям о нем говорить!
— Садись, Яковлев, — коротко, но также ласково сказал Джигучев.
Даня огляделся и сел. Он сел на краешек стула, подобрав под сиденье ноги.
— Так вот, Даня: Александр Львович нам уже все рассказал.
Даня ахнул: «Как так — Александр Львович?»
— А что же он вам такое сказал?
— А то, что это твое кустарное предприятие совершенно ни к чему, — сурово ответил вместо Зои Николаевны Джигучев. — Нет, брат, храбрость развивается, так же как мускулы, систематично. И совсем незачем ни свет ни заря…
— Ну ладно, ладно, — перебила Джигучева Зоя Николаевна. — Вот что, Даня. Я думаю, одному тебе справиться с твоей задачей трудновато. Мы сделаем так: Костя выработает с тобой программу, и вы каждый день будете понемногу работать, а иногда, так раз-другой в неделю, буду с тобой заниматься и я. (Зоя Николаевна славилась в школе как отличная физкультурница.) Садитесь-ка вот тут и принимайтесь за дело. Костя, когда программа будет готова, ты мне покажешь.
— Обязательно.
Джигучев положил перед собой лист бумаги и аккуратно разграфил его синим карандашом.
— Итак, — сказал он и посмотрел, прищурившись, куда-то на потолок. — Первая неделя — развитие мышц поясничных и плечевых. Заниматься с тобой я буду заочно и очно.
— Костенька, — взмолился Даня, — только пускай про это никто не знает. Ведь это же позор!
— Чудак ты, и больше ничего! — ответил Джигучев. — Все ребята занимаются открыто, если кто-нибудь в чем-нибудь отстает. И вовсе это не позор, а даже достойно уважения, если хочешь знать.
— Но ведь ты же ничего про меня не понимаешь, — настаивал Даня. — Ну, я тебя убедительно прошу… Ну что тебе стоит…
— Пожалуйста, — сердито ответил Костя, — твое дело! Хочешь — валяй, строй из себя загадочную натуру. А я, сказать по правде, вообще не охотник делить шкуру неубитого медведя. Вот когда, допустим… Ну
— Так ты, значит, никому не скажешь? — для прочности еще раз переспросил Даня.
— Могила, — сухо ответил Джигучев.
Глава XII
Грузовик для отправки на базу цветного металла дал школе безвозмездно один из ее шефов — завод точного машиностроения.
Главный инженер завода хорошо знал директора школы.
«Боевой товарищ! — говорил о нем директор и улыбался при этом задумчиво, ласково и немного грустно. — Под Орлом воевали».
У директора было много боевых друзей. С одним он подружился под Орлом, с другим — под Ельцом, с третьим — на Курской дуге, с четвертым — под Киевом. Стоило директору заговорить о них, как глаза его теплели. В них светились воспоминания, суровые и прекрасные, и мальчики со страстным любопытством, с благоговейным уважением старались угадать, о чем он вспоминал.
Нити, соединявшие директора школы с его боевыми товарищами, были, видно, крепкие и прочные. Друзей роднили не одни воспоминания о войне.
Мало-помалу его боевые товарищи сделались друзьями всей школы, ее официальными или неофициальными шефами.
— Ну, как там твои орлы? — спрашивали боевые товарищи, встречая Ивана Ивановича.
И один помогал ускорить в школе ремонт, другой снабжал приборами физический кабинет, третий сам приходил на сбор, чтобы рассказать ребятам о том научном институте, в котором он работал теперь, сняв военную форму. Ну, а четвертый… четвертый давал пионерам машину для отправки на базу цветного металла.
Директор с военной точностью договорился обо всем со своим орловским товарищем.
— Так ровно без четверти пять, майор, — сказал он главному инженеру, прикрывая рукой телефонную трубку. — Это для нас самое подходящее время. Есть?
— Есть, товарищ подполковник, — ответил инженер. — Ровно без четверти пять.
Но военная точность боевых товарищей была нарушена заведующим гаражом. Отправляя шофера в этот рейс, он сказал ему: «Справитесь там и можете быть свободны». А шоферу очень хотелось быть сегодня свободным пораньше — была суббота.
— Зоя Николаевна! — закричал Даня, вбегая в пионерскую комнату. — Зоя Николаевна, машина пришла.
— Яковлев, — сдвинув брови, ответила Зоя Николаевна, — иди домой обедать и не устраивай паники…
Она не успела договорить. В комнату ворвался ее брат, Андрюшка. Он был в пальто и шапке. На полу оставались следы от его калош.
— Зойка — машина!
— Сними шапку! И калоши! Немедленно!
Она пристально посмотрела ему в глаза. Он смутился и неохотно снял шапку.