Отрок московский
Шрифт:
– Ближе всего тут Динабург, – согласился князь. – А дальше мадьяры могли куда угодно отправиться. Скажем, через Кокенгаузен в Венден.
– Я осмотрел трупы, княже, – вдруг произнес Федот. Он бесстрастно смотрел вдаль, темная бородка обрисовывала суровое лицо, добавляя ему чеканности, как на монетах, где выбивают личины королей и императоров.
– Чьи?
– Всех мадьяр и нескольких немцев.
– И что? – удивился Витень. Ему самому и в голову бы не пришло разглядывать мертвецов. Ну не драгоценности же он на них искал, в
– Раны маленькие, но глубокие. Как будто бронебойная стрела прошила.
– Ну и что? Может, и правда их стрелами положили?
– Откуда лучник должен стрелять, чтобы стрелу под мышку вогнать? Или как покойник перед смертью руки задирать должен был?
– Тогда что? Сулицей, снизу, без замаху…
– У сулицы наконечник не тот, плоский. А это узкий длинный клинок, между ребрами сбоку входит и до сердца достает. Я бы сказал – длинный кинжал.
– К чему ты клонишь, не пойму? – нахмурился литвин.
– Я знаю оружие, которое наносит такие раны.
– Ну и?.. – Князь дернул усом.
– Похоже оно на вилы, – все так же холодно, не отрывая взгляда от опушки дальнего леса за Двиной, проговорил Федот. – Если можешь себе представить, княже, вилы с короткой рукояткой, как у меча. И еще у них средний зуб длиннее боковых. Лезвие узкое, плоское и под конец сбегающее к острию, будто шило.
– Первый раз слышу о таком.
– Немудрено, княже. Таких клинков на Руси всего два. Они принадлежали моему учителю. Он в молодости отправился далеко на восход солнца с нукурами нойона Уриангадая. Они шли воевать в земле королевства Чинь. Или княжества, я не знаю наверняка.
– Я думал, это сказки. За тридевять морей, за тридесять земель…
– Как видишь, княже, не сказки. Морей по дороге, правда, меньше встречается, зато земель уж точно тридесять. Там живут люди, чем-то похожие на татар, но не кочевники. Они строят города, монастыри…
– А веры они какой?
– Не нашей, не православной.
– Язычники? – Витень скривился.
– Кто его знает? Бог у них один, но похожий на идола. А еще они любят выдумывать разное оружие. Хлебом не корми. Хотя хлеба они и так не едят.
– А что ж они едят?
– Зерно выращивают, каши варят. Репу, редьку, плоды всякие. У них там тепло – по два урожая в год собирают. Но я про оружие речь вел…
– Ну давай, рассказывай.
– Придумывают разное оружие. Одних мечей разных у них не сосчитать сколько. Вилами, граблями дерутся. Но не так, как наши смерды, а по-настоящему, по-воински. Всяких протазанов и алебард, клевцов и топоров у них тоже немерено-несчитано. Кинжалы опять же. Учитель эти кинжалы… Они называются – теча. Учитель привез их оттуда. Жил в лесу, никого не трогал. На службу поступать ни к какому князю не захотел, ибо устал от сражений. Иногда брал учеников. Но при себе силой не удерживал, а позволял в мир выбираться, если желание такое придет. Вот так и я от него ушел.
– Захотелось мир посмотреть?
– Захотелось.
– Это потому ты к ордынцам на службу пошел? Пользу Руси приносить?
– К ордынцам я уж после того пошел, как обидел меня Михайла Тверской. Сильно обидел. А у Ялвач-нойона… Я ж не скрываю, княже, той службы. Мне стыдиться нечего. Если бы не я баскаков водил, то какой-нибудь кровопийца, которому человека зарезать православного все равно, что чашку архи опрокинуть. Но и от Ялвача я ушел. Слишком меня его сыновья невзлюбили.
– А то ты их испугался…
– Не испугался. Я, с мечом ли в руках, с голыми ли руками, мало кого боюсь. Если бы кто из сыновей Ялвача меня на поединок вызвал, я бы его, как кутенка, придушил. А что бы мне нойон после сказал?
Витень только хохотнул, представив себе месть разгневанного татарского князька.
– А среди сынов Ялвач-нойона, – продолжал Федот, – есть один, самый заядлый. Младшенький, любимый. Улан-мэргеном его зовут. Он особо на меня взъелся. Пришлось убегать. Десяток нукуров со мной ушли, поверив мне, а не нойону. Вот, только трое остались.
– Дальше говори. Не пойму, к чему ты ведешь.
– Сейчас поясню все. У моего учителя был еще один ученик. Из молодых, да ранних. Он тайком сговорился с Улан-мэргеном – не знаю уж, где они познакомились, как повстречались, – и они убили учителя. Ограбили его. Украли кинжалы-теча.
– Значит, они здесь, – кивнул Витень, соображавший быстро, если возникала необходимость.
– Верно, княже. Оба здесь. Когда наше войско в посад входило, я видел троих отроков, проскакавших вдоль Полоти, прямо по льду. Один на рыжем аргамаке, а двое – на простых лошадках. Тогда они просто показались мне знакомыми, а только теперь понял почему.
– Это они? Я больше на коня смотрел, – вздохнул литвин. – Знатный конь. Наверняка украли. Откуда у них такой? И кто третий?
– И не сомневайся, княже, украли. Один из них – Улан-мэрген. Второй – Никита – ученик-предатель. Кто третий, не знаю наверняка, но догадываюсь – беглая княжна из Смоленска, Василиса Александровна.
Витень хмыкнул.
– Убили, украли, после вновь коня украли. Здесь опять убивали, верно я догадался?
– Верно, княже.
– Девицу прельстили. Что еще эти отроки содеяли?
– А того, что ты, княже, перечислил, мало?
– Не мало. Но что мне за дело до этих головников?
– Эти головники по твоей земле сейчас едут. Они Правды не блюдут, что хотят, то силой берут или подлостью. Кто должен защитить твоих подданных?
– Значит, я должен подданных защитить, а тебе, как я понял, отомстить хочется. И за учителя, и за обиды в Орде, так ведь?
– Не отомстить, а справедливость восстановить! – Федот повернулся впервые за время разговора, сверкнув глазами так, что у князя холодок пробежал меж лопаток.