Отрок московский
Шрифт:
– Православные! – заорал он, надсаживая глотку. – Будя! Натерпелись! Бей немцев! Айда в Верхний замок! Выколупаем проклятых оттудова!
Векша, пинком отправив последнего крестоносца с лобного места, подошел к старику, приобнял за плечи. Его густой голос без труда заглушил дребезжание дедка и пересилил рев раззадоренных полочан.
– Голыми руками вы немцев не выколупаете! Открывайте ворота! Пускайте литву! Пущай они им вмажут!
– Верно! Верно! – тут же подхватили его клич. – Пускай Витеня! Витень не выдаст!
– Витень
Посадские заголосили, всколыхнулись и полноводным потоком хлынули по улицам, оставив на плотно утоптанном снегу изломанные тела в белых накидках, измаранных грязью и кровью.
Никита заметил человека, сидящего на высоком заборе.
Улан?
Точно, он.
Вот откуда стрела прилетела. Оставалось только удивляться мастерству юного лучника. Успеть снарядить лук, выбрать место для стрельбы и перерезать наконечником веревку за сотню шагов – это надо уметь.
Парень помахал рукой. В ответ ордынец показал кулак и хлопнул ладошкой себя по голове.
Что это он?
– Спасибо, вьюноша! – Векша остановился рядом. – Экую кашу заварил!
– Да я-то тут при чем? – попытался оправдаться Ниикта.
– Без тебя мы бы не справились. А теперь надежа зародилась.
– Спасибо тебе. – Василько, припадая на больную ногу, отвесил поясной поклон. – Ты теперь вместо брата мне будешь.
– А я тебя по-отцовски поучу! – нахмурился старший новгородец. – Кнутом по заднице! Кто тебя в спину пихал? Чего на рожон полез?
Тот лишь руками развел. Потупился и засопел.
Со всех сторон на помост карабкались мужики в непримечательной одежке – потертые кожушки, валенки, видавшие виды шапки. Светлобородые, темно-русые и рыжие. Высокие и низкие. Их объединяла лишь звериная повадка – решительная и вместе с тем осторожная поступь крупного хищника, опасная грация движений. Будто волчья стая собралась на лесной поляне вкруг вожака.
– Ладно, опосля с тобой поговорю! – махнул рукой Векша. – Сейчас недосуг! Нам в Верхний замок надобно – волю князя Юрия Даниловича исполнять. Так, други?
Новгородцы – Никита насчитал их ровно десять – кивнули, но без задора или злости. Точно так же пахари согласились бы пройти еще две-три борозды до вечера, чтобы успеть с посевом.
– Я с вами! – Парень расправил плечи, чтобы казаться выше и взрослее. Не хватало еще, чтобы его на смех подняли.
– Дерешься ты, слов нет, здорово, – покачал головой старшина ловцов. – Прямо скажем, замечательно дерешься. Я только про одного такого бойца на Руси слыхал. Но он, людишки болтают, ордынскому нойону продался с потрохами…
– Я московскому князю служу, – твердо отвечал Никита. – Так же, как и вы.
– Да? – недоверчиво протянул Векша.
– Это правда, – встрял Василько. – Этой ночью мы с ним вдвоем в замок пробирались.
– Ты бы помолчал, а! Лазутчик, дрын мне
Новгородец не договорил, изумленно уставившись Никите через плечо.
Обернувшись, ученик Горазда отпрянул от неожиданности. Заскочивший на помост Улан-мэрген наступал на него, сжав кулаки.
– Ты куда мой малахай подевал?! – Ордынец даже замахнулся луком. – Что позволяешь себе?! Я для того тебе малахай давал?!
Ловцы замерли, выпучив глаза.
Мгновение-другое Никита пятился от наседающего друга, а потом раздался такой оглушительных хохот, что уши заложило. Улан присел, затравленно озираясь, а новгородцы смеялись – да что там смеялись, ржали, как кони! – приседали, хлопали себя по коленками, утирали слезы рукавами.
Василько вышел из-за спин товарищей, по-прежнему сильно припадая на левую ногу, и протянул татарчонку шапку.
– Твоя?
– М-моя…
– Забирай, Аника-воин. – И поясно поклонился. – Спасибо тебе. Думаешь, я не видел, откуда стрела прилетела?
Улан зарделся. Скромность в нем боролась с желанием похвастаться удачей, как полагалось по степному обычаю.
– Ладно! – Векша мотнул головой, как конь, отгоняющий слепней. – Идемте с нами. Только глядите у меня, вьюноши, не геройствовать попусту! Дело нам трудное предстоит. Немцы со всех сторон подвоха ждут. Это все едино, что пятерню в осиное гнездо сунуть. Во всем меня слушать. Уяснили?
– Уяснили, – Никита кивнул.
Ордынец промолчал, хотя по лицу его видно было – командовать собой сын Ялвач-нойона может позволить только Никите.
На короткое время наступила тишина – гомон толпы посадских удалялся. И поэтому голос последнего из приговоренных – рябого мужика с клочковатой бородой – услышали все:
– А снимите меня отсюда, Христа ради, православные. Истомился я на бочке стоять…
Глава двадцатая
Снежень 6815 года от Сотворения мира
Полоцк, Русь
Прямо от лобного места, с рыночной площади, полочане кинулись к воротам, как и посоветовал Векша, очевидно имеющий немалый опыт в уличных боях. Стражники, служившие еще прошлому полоцкому князю Константину, прозванному в народе Безруким, переходили на сторону восставшей толпы и обращали оружие против немцев, с которыми их ставили в охрану через одного. Почувствовав, что запахло жареным, ратники-крестоносцы, по большей части простые наемники, не желавшие гибнуть за то жалованье, что заплатил им Орден, принялись бросать мечи и алебарды в снег, ища пути к спасению. Слишком немногим из них удалось уйти от расправы. Любое скопление людей, охваченное слепой яростью, – пусть даже она вызвана праведным гневом и обидой за притеснения, – становится жестоким, мольбы о пощаде не слышит и не принимает.