Отрок московский
Шрифт:
– Держите их! – крикнул Никита новгородцам. – Рыцарь с ними приехал!
Напуганные его словами слуги кинулись врассыпную.
Ливонцы-стражники подались в сторону от крыльца, выставляя перед собой алебарды и совни [167] .
– У-у, я вас! – замахнулся на них Бессон.
В ответ рыжий бородач вякнул что-то по-немецки, на что новгородцы только рассмеялись:
– Бегите, убогие, а то будет вам Чудское озеро!
Немцы попятились, и тогда Бессон оглушительно свистнул «в четыре пальца».
167
Совня –
Видимо, стражники решили, что за излишнее геройство все равно никто не заплатит, и медленно, не спуская глаз с ловцов, пошли прочь от княжеского терема. Но Никите на них было уже наплевать, потому что украшенные резьбой двери распахнулись и на крыльцо вышли Дьёрдь и Чабу, а следом за ними Андраш Чак, багровый от ярости, холодный и высокомерный брат Жоффрей де Тиссэ и Василиса. Девушка была бледной и хмурой, но запуганной или сломленной не выглядела. Увидев Никиту, мгновенно сообразила, что надо делать. Изо всех сил саданула Чабу коленкой промеж ног и прыгнула с крыльца.
– Хватай! – крикнул Андраш, толкая Дьёрдя ей вслед.
– Вот он! – воскликнул Никита, указывая кончиком кинжала на рыцаря Жоффрея.
Новгородцы молча, как волки, окружающие затравленного по глубокому снегу лося, пошли вперед.
Де Тиссэ скривился и вытащил меч из ножен.
– Non nobis Domine! Non nobis sed nomini Tuo da gloriam!
– Живьем брать! Живьем! – деловито напомнил Векша.
Никита в прыжке налетел на Дьёрдя, ногой выбил саблю, локтем ударил в горло. Вряд ли Андраш Чак прирезал Мала собственноручно. Наверняка поручил своим верным псам. Так что жалости к охранникам-мадьярам у парня не было, да и быть не могло.
– А! Щенок проклятый! Не ждал тебя! – зарычал пожоньский владыка, выхватывая саблю со сноровкой, выдающей вовсе не купеческое происхождение.
– Ты у меня за все ответишь! – хмуро пообещал парень, шагая навстречу врагу.
Но ему помешала Василиса. Подняв саблю поверженного Лайоша, она решительно вклинилась между мужчинами.
– Я своей рукой тебя посеку, кобель старый!
Как это случилось, Никита сразу и не понял. Скорее всего, у сурового, властолюбивого и беспощадного богатея из далекого Венгерского королевства не поднялась рука на смолянку. Последняя любовь, она, как и первая, бывает слепой и всепоглощающей, заставляет мудрых с виду, убеленных сединами мужчин совершать глупые мальчишеские поступки. Даже ценой собственной жизни.
Острие клинка, направляемое рукой Василисы, вроде бы легонько коснулось виска почтенного Андраша Чака из Пожоня, но взгляд его сразу остекленел, пальцы разжались. Мгновение-другое он постоял, а потом колени пожоньского жупана подогнулись, и он тяжело рухнул навзничь. Крови вытекло совсем мало. Несколько капель.
– Собаке собачья смерть! – яростно прорычала Василиса. Будто волчица, защищающая логово. Повернулась к парню. – Вы где так долго шлялись? Или ждали, чтобы меня аж в сам Венден отвезли?
Никита
– Спешили, как могли. Уж извини, что сразу в погоню не кинулись… Ладно! Все это я потом расскажу. Сейчас убираться отсюда надо подобру-поздорову.
Он глянул по сторонам. Двое зарубленных новгородцев на крыльце. Остальных не видать, как и рыцаря-предателя. Ну что ж, поймают, скрутят, Юрию Даниловичу доставят – молодцы. Не сумеют, значит, не судьба. А он не собирался задерживаться в Полоцке. Мало ли что там болтают о князе Витене? С сильными мира сего лучше не встречаться. Тем более, Вилкас с оборотнями ждут. Поди уже изволновались.
– Ты знаешь, что литва Полоцк приступом берет? – спросила между тем девушка.
– Уже не берет, – рассеянно ответил Никита.
Где же Улан-мэрген? Куда запропастился татарчонок? Не хватало еще его выручать! Так жизни не хватит, чтобы до Вроцлава добраться.
– Как это не берет?
– А уже взяла. Полочане немцев на воротах перебили, и путь в город Витеню теперь свободный.
Василиса нахмурилась. К ней возвращалась прежняя уверенность в себе, свойственная княжне.
– Тогда нам уходить надо. Витень, вроде как и православный, а литва пограбить никогда не отказывалась. Будет еще полочанам горе.
– Уходить-то надо, я не спорю. Только куда Улан подевался?
– И он здесь?
– Само собой. Без него вода не освятится!
– А Мал?
Никита отвел глаза.
– Про Мала я тебе позже расскажу. И про воеводу Люта тоже. Сейчас бежать надо.
– Бегом далеко не уйдешь. Давай коней из балка выпрягать. Ты без седла усидишь?
– Постараюсь… – неуверенно ответил парень. Ох и не любил он верховую езду, да еще охлюпкой.
– Так выпрягай.
– Сейчас, сейчас… Где Улан?
– Никуда не денется твой татарин.
– Да мало ли…
Парень задумчиво подошел к ближайшей лошади, переступающей ногами и косящей лиловым глазом. Напуганные криками и запахом крови, кони готовы были сорваться и умчаться, даже не обращая внимания на сани, но кто-то из конюхов – спасибо ему – обмотал вожжи вокруг резной балясины на крыльце. С чего начинать? Ни запрягать, ни распрягать Никите в жизни не приходилось. Можно, конечно, «чикнуть» течами по первому попавшемуся ремешку и посмотреть, что выйдет, да боязно – вдруг непоправимо испортишь сбрую?
– А эти людишки кто? – спросила из-за плеча Василиса. – Да что ты тянешь? Вот тут режь и вот тут!
Парень послушно провел лезвием там, куда указал ее палец.
– А это – новгородцы, – пояснил. – Их ловить рыцаря Жоффрея отправили.
– Его в Смоленск надо! Он от наших дружинников сбежал обманом и чародейством!
– Да? А кто его туда отвезет? Может, ты? Меня что-то не тянет…
Девушка открыла рот, но тут в стуке копыт и вихре вздымаемого снега из-за приземистого сруба молодечной вылетел всадник на золотисто-рыжем скакуне. Как не узнать сухую горбоносую морду с белой проточиной, тонкие ноги, длинную шею? Это же Aranyos – аргамак Андраша! По-русски – Золотой.