Отрок (XXI-XII)
Шрифт:
В новых санях лежать неудобно, Донька не Илья, даже не подумала, как устроить раненых. Воняет не то гнилью, не то еще какой-то гадостью, сама Донька сидит нахохлившись, кажется, даже подремывает. Сначала попробовала было ворчать, но после Афониного окрика заткнулась.
– Афанасий, а сколько холопская семья может стоить?
– Смотря, какая семья, и какой торг. Когда много продают, то дешевле.
– Это понятно, когда товара много, он всегда дешевеет. Такая семья, которая выйдет по жребию тем, кто в последнюю очередь… Кстати, а почему очередь такое значение имеет? Ведь жребий же?
–
– Но доли же должны быть одинаковые?
– А они и есть одинаковые, почти. Ну, вот взяли мы, к примеру, десяток коней. Все кони строевые, тягловых нет. Все привычные под седлом в бой ходить. Нет ни раненых, ни хромых, ни старых. Но все равно, совсем одинаковых-то коней не бывает. Тот жребий, на который самый лучший конь выпадет, лежит сверху, а тот на который самый худший, хотя тоже хороший, лежит внизу.
– Ну, хорошо. Сколько будет стоить семья, на которую выпадет жребий простого ратника? Гривну будет?
– Нет, народу-то много, меньше.
– А доля "рухлядью"?
– Наверно, еще меньше. Тех, кто "рухлядью" взять захочет, много. Как бы и по две семьи на жребий не получилось.
– У тебя дружки, которые "рухлядью" будут брать, есть?
– Есть, а что?
– Договорись с кем-нибудь из них, чтобы взял "душами", а потом за гривну тебе продал. Гривну я тебе дам.
– Да ты что?
– Замахал руками Афоня.
– Такие деньги! Не, Михайла…
– Лисовиново слово дороже!
– С напором произнес Мишка.
– Или брезгуешь?
– Да нет, что ты? Не уговорил, значит, деда?
– Не хочет он с Лукой ссорится. Меня завтра с утра в Ратное быстрым ходом отправят, ты присмотри, пожалуйста, за волокушей, где Чиф лежит. А как приедешь, сразу ко мне зайди.
– Спасибо, Михайла, я тебе… Донька! Убью, сука!
Мишка вывернул голову, чтобы посмотреть вперед и поперхнулся от неожиданности. Донька, свесившись с передка саней, с самым невозмутимым видом справляла малую нужду.
Название Городно позднее преобразовалось в Гродно. Так на город называется и сейчас.
Поруб - подземная тюрьма. Деревянный сруб, опущенный в яму. Сверху накрывался настилом и засыпался землей так, что оставалось лишь небольшое окошко для подачи воды и пищи. Естественные надобности узники справляли тут же - на земляной пол. Выжить в таких условиях, хотя бы несколько месяцев, было редкой удачей.
Поле - судебный поединок, "божий суд", победитель в котором безоговорочно признавался правым и свободным от любых обвинений.
Автору прекрасно известно, что слова "колчан", "саадак", даже слово "лошадь" и еще очень многие другие, пришли в русский язык из Степи и прижились несколько позже описываемых событий, но главный герой-то - человек ХХ века, для него эти слова русские.
Часть 4
Первые числа Апреля 1125 года. Село Ратное.
Мишка, с непривычки неловко опираясь на костыли, стоял
Находиться здесь Мишке, вообще-то, было не положено - на священнодействие распределения добычи допускались только строевые ратники, да еще те из бывших строевых, кто в силу возраста или увечья уже не служил. Но и им сидеть не полагалось, способность выстоять на своих ногах затяжное мероприятие была неким свидетельством дееспособности и ценилась самими "нестроевиками" очень высоко.
Одновременно, собрание ратников выполняло и функции сельского схода, решая, попутно, и другие вопросы жизни села, от того-то так и было ценно право присутствия, а, следовательно, и право голоса на этом мероприятии. Когда-то, в самом начале существования Ратного, на такой сход собирались практически все мужчины, поскольку все были строевыми ратниками. Но прошло уже больше ста лет и жизнь брала свое: кроме изнывающих от любопытства баб, сидящих по домам, и детишек, несмотря на угрозу получить изрядную трепку, норовящих залезть на забор подворья старосты, за пределами "представительного органа власти" оставалось почти полсотни вполне взрослых мужиков.
Стояли тоже непросто. Никакой аморфной толпы не было. Рядовые ратники кучковались вокруг своих десятников, обозники, из бывших строевых ратников, которых возраст или ранения заставили покинуть боевой строй - вокруг Бурея, тоже имевшего права десятника, и только семеро человек - остатки невезучего десятка Акима - оказались неприкаянными и, видимо чисто инстинктивно, жались к десятку Луки Говоруна.
Староста что-то бубнил, отчитываясь о доходах и расходах сотенной казны, а народ позевывал и поеживался - поднялись ни свет ни заря, потому, что день предстоял хлопотный. Наконец, финансовый отчет, из которого подавляющее большинство собравшихся поняло только то, что какое-то количество средств в казне есть, закончился.
– Об чем еще поговорить надо?
– Староста традиционно откладывал главное событие напоследок: после получения жребиев собравшихся на месте уже не удержишь никакими силами.
– Кто чего сказать или спросить хочет?
– А что здесь пацан делает?
Бурей, как и в прошлый раз, даже не повернулся в мишкину сторону, впрочем, ни на кого другого он тоже не смотрел, прогудел свой вопрос себе в бороду, словно размышлял вслух.
– Отрока Михаила привел девятый десяток.
– Аристарх повергнулся к Говоруну.
– Лука, отвечай!
– Отрок Михаил был послан в дозор вместе с моими людьми…
Говорун, он и есть Говорун. Далее последовало: красочное описание оперативной обстановки на маршруте движения воинской колонны, не менее красочное описание коварства врага, замыслившего поголовно истребить славных ратнинских воинов, подробная характеристика соотношения сил в начале, кульминации и концовке боя…
Мишке так и представилось: лежит раненый пацан на высотке за пулеметом, а на него со всех сторон надвигаются несметные толпы врагов, под барабанный бой и стройными рядами, как в кинофильме "Чапаев".