Отрок (XXI-XII)
Шрифт:
– Хе-хе, ну удумал!
– Развеселился дед.
– Да Фома им только за мысли такие… Хе-хе-хе.
– Потом добавить можно будет, что Фома, как узнал, так грозился мастерскую вонючую поджечь.
– Поверят! Ей Богу, поверят! Фома на руку скор. Анюта, как думаешь?
Мать ответила неожиданно серьезно и строго:
– Плохо думаю, батюшка. Все село между собой перессорим. Не дело это, худо обернуться может.
– А сейчас у нас что? Тишь, да благодать? Умиротворение в человеках и благорастворение на воздусях?
– Дед тоже стал серьезен
– Ты вот о чем подумай, Анна Павловна: чем сильнее мы смутьянов между собой перессорим, тем меньше твоим девкам народу из самострелов дырявить придется!
Думаешь это так легко - человека убить? Да еще девке молодой! Это в забор стрелять легко, а в живую душу… Не каждая и решится, как ее не натаскивай. И правильно! Бабам рожать, а не убивать надо. Противно убийство женской натуре - невместно! Так что, стреляйте-ка вы, бабоньки, лучше языками. Это дело для вас привычное, но, бывает, не менее убойное. Ну, а если уж до крайности дойдет… Ты своему войску объясни: дом свой защищать будут, детей, кровь свою… Вот так!
Дед помолчал, словно смутившись собственной патетики, побарабанил пальцами по столу. Никто из присутствовавших не решался нарушить тишину. Наконец, дед вздохнул и оторвал взгляд от столешницы.
– Все! Ступайте бабоньки, нам с Михайлой еще о делах воинских поговорить надо. Это вам слушать без пользы, да и не интересно. Самых языкастых баб да девок посылайте к колодцу. Да не к одному, а ко всем. Только не вываливайте все разом, что мы тут навыдумывали, постепенно надо. Так, Михайла?
– Так, деда. И еще: пусть внимательно следят за тем, как их слушают. Если не заинтересуются, то сразу же умолкнуть! Если заинтересуются и начнут обсуждать - тоже умолкнуть и слушать внимательно как разговор пойдет. Потом все, что услышат, пусть тебе, мама, пересказывают. Будем обсуждать: что дальше делать. Главное - не передавить, чтобы не пошли разговоры, что это мы слухи распускаем. Тогда - все, конец. Все на нас поднимутся.
– Кхе! Все понятно? Да ладно, вы бабы умные, чего вас учить. Ступайте. Листвяна, вели пивка, что ли, принести. И закусить.
– Батюшка!
– Мать укоризненно покачала головой.
– А не хватит ли? Четвертый день…
– Перестань, Анюта. Не с утра ж, вон темнеет уже. А разговор у нас долгий, чтобы в сухомятку… Листвяна! Пива и закусить!
На этот раз мать смолчала. Дед с внуком остались одни.
Дождавшись, пока за женщинами зароется дверь, дед зло сплюнул и с очень натуральным омерзением в голосе произнес:
– Стыдобища! Бабьими языками воевать! Дожили, ядрена Матрена!
"А вот это Вы зря, граф, я же видел, что Вам идея понравилась! Хотите изобразить, что честному воину сплетнями заниматься противно? А еще говорят, что бабы притворщицы. Да старые пердуны кокетничать и жеманиться не хуже продувных потаскух умеют! Ну ладно, хочешь, чтобы я тебя поуговаривал, ради Бога! Мне не жалко".
– Деда, на войне все средства хороши. Считай это военной хитростью.
– Военной… Тьфу!
–
– Сам понимаю! А только… все равно, гнусность это. Война твоя ифро… ифо… Тьфу! И не выговоришь!
– Информационная. Проще - война за умы.
– Так бы и говорил. Все равно, гнусность!
"То- то ты этой гнусностью так увлекся. Ладно, пускаем в дело главный калибр!".
– Иисус Христос в Нагорной проповеди сказал, что вор или убийца подлежат суду, а клеветник - синедриону, то есть, суду духовному. Значит клевета - оружие войны за умы - настолько опасна, что обычный суд с таким делом может и не разобраться.
А еще в Писании сказано, что поднявший меч, от меча и погибнет. Наши противники клеветнический меч первыми подняли, мы только защищаемся. И не просто защищаемся, а пытаемся сохранить жизни людей, которых в противном случае, пришлось бы убивать, а значит, души их, отягченные грехами, обречены были бы на вечные муки. Мы не только жизни спасаем, но и души. Нас в этом деле любой духовный суд оправдал бы!
– Кхе…
"Демагог Вы, сэр, и место Ваше в Парламенте, который - от слова "парле", то есть, трепаться. Хватит! Я - не поп, грехи отпускать права не имею. Меняем тему".
– Деда, а ты откуда знаешь, что Никифор именно семьдесят четыре доспеха привезет?
– Чего?
Дед, видимо, настроился выслушать длинную утешительную проповедь и не сразу понял смысл вопроса.
– Я спрашиваю: откуда ты так точно знаешь, что именно Никифор привезет?
– А-а. Так я на Княжьем погосте никифорова приказчика встретил. Никифор его послал с тремя работниками все тут подготовить к его приезду. Аж на четырех ладьях придет! Надо же будет все разгрузить, куда-то прибрать… Ну, и вообще…
– А сколько учеников для Воинской школы он привезет?
– Написано: четырнадцать.
– Где написано?
– Так в грамотке! Никифор мне все отписал: чего привезет, сколько, когда ждать…
– И когда?
– Да денька через два - три, я думаю.
– Понятно… Деда, мы еще о прежнем деле недоговорили. Как мы узнаем, что на нас напасть собираются? Данила предупредит?
– Догадался? Кхе! Смутьяны - мужики тертые, тоже догадались, наверняка. Ну, вот пусть и думают, что у меня вся надежда только на Данилу.
– А на самом деле?
– Кхе… А не много знать хочешь?
"Да, агентуру раскрывать не положено. Ну и ладно, мне, в общем-то и не к чему знать. Главное, что у деда агентура имеется. А я-то, дурень, Афоню вербануть пытался. Вербанул, туды твою… Стоп! Приказчик!!! А не для него ли мать наряжается? Надо будет глянуть: что за тип. Если приличный человек… Нет, не мое дело. Снегопад, так снегопад… Пусть мать порадуется, все равно, весной в Туров уедет".
Дед, неправильно поняв мишкино молчание, заговорил примирительным тоном: