Отряд

Посняков Андрей

С третьей попытки вытолкали. Посидели немного, вытирая пот, да пошли ко второму возу - с этим уже возились недолго, там и место было посуше, да и телега не так перегружена.

–  Ну, благодарствую всем!
– обрадованно приговаривал Макарий, доставая из-под рогожки увесистую баклажку.
– Инда теперь и выпить не грех. Вы как, ратнички?

–  А наливай!

Сели под куст, выпили. И за знакомство, и так, с устатку - попробуй-ко, возы потягай, чай, не лошади!

–  Ну что, как у вас тут?
– протягивая часовым кусок пирога, поинтересовался Макарий.

–  Да как и всегда, - дядько Лявон вяло махнул рукою.
– Одна тягомотина. Воеводы, Голицыны-князюшки, незнамо что думают. Сидят под этакой крепостицей,

высиживают, - нет, чтоб единым махом прихлопнуть. Тогда уж и самозванец бы задергался, а так… А вообще, надоело все. Весна ить пришла - пахать скоро. А кому? Мы вон с Микиткой, не смотри, что пищальники, а все ж из дворян. Крестьяне поразбежались все, Микитка во прошлое лето в холопи запродаться хотел, с голодухи, так какая-то собака выдала - чуть головы не лишился, царский-то ведь указ запрещает служилым людишкам в холопи верстаться - ктой тогда за царя-батюшку воевать будет?!

–  Воевать?
– Макарий усмехнулся.
– А стрельцы на что?

–  Ага, они навоюют… Не о том у стрельцов башка болит, а о том, как торговлишку свою мелкую, ремеслишко наладить - с того ведь, считай, и кормятся. Почти у всех ведь семьи. Думали - отпустит по весне государь на роздых - так ведь нет, не отпускает. Народ недоволен зело, да и так - от безделья мается.
– Дядько Лявон допил баклажку и, блаженно улыбнувшись, поднялся на ноги.
– Ну, мы пошли, пожалуй. Отхожее место постережем - кабы кто мимо, в кусты не пошел.

–  Пирогов-то возьмите, - напомнил Макарий.

Лявон улыбнулся:

–  И то правда, возьмем.

Проводив ушедших ратников взглядом, Макарий обернулся к парням:

–  Ну что, слыхали, как тут дела идут? Недоволен народ Борисом, ох недоволен. То-то рвутся все подметные письма читать - от нового царя милостей ждут, от Димитрия.

–  Да уж, - согласно кивнул Иван.
– Говоря немецкими словами - дисциплины в армии никакой. Часовые вражьим лазутчикам телеги вытаскивают - это ж где такое видано?

–  Да не знают они, что я лазутчик, - Макарий покривился.
– Хотя, может, и догадываются.

–  Уборные зато сторожат строго!
– хохотнул Митрий.
– Лучше б дороги так сторожили, а то, я чую, тут все кому не лень шастают.

–  А вот насчет уборных ты не прав, Митя, - вскользь заметил Иван.
– Это они правильно делают. От пули да от сабли четверть войска погибнет, много - треть, а вот мор свободно может и все войско выкосить. Да и не только войско - все окрестные земли. А уж коли мор начался, так остановить его трудно. Сами знаете, как король Анри во Франции в таких случаях делает…

–  Как?
– живо заинтересовался Макарий.
– Любопытственно будет послушать.

–  А так, - Иван изобразил целящегося из ружья человека.
– Ежели в каком граде болезнь объявилась, ежели народишко там помирать начал, король сей же час посылает туда не лекарей - войско. Окружают город, и кто осмелится из ворот высунуться - пулю промеж глаз!

–  Промеж глаз? Лихо!

–  Вот так городишко и вымрет. Зато и болезни там же конец придет - и вся страна в целости.

Так, под разговоры, неспешно поехали дальше. Парни шагали рядом с возами, а Макарий и еще один мужик - второй возница - сидели на облучках, время от времени натягивая вожжи. Дорога постепенно расширялась, становилась тверже, и вскоре за холмом показался лагерь - палатки, шатры, повозки и многочисленные дымы костров. Макарий показал плетью чуть в сторону:

–  Вон там, где телеги, наши торговцы. Туда и едем.

–  А не страшно?
– поинтересовался Прохор.
– Вдруг схватят?

–  Не страшно, - Макарий сжал губы.
– Не первый раз езжу.

Макарий был шпионом, лазутчиком самозванца. Собирал сведения о перемещениях царских войск, о настроениях, в них царивших, распространял подметные письма и прелестные грамоты - и ничуть этого не стеснялся.

Наоборот, считал себя героем. Впрочем, если признавать самозванца истинным государем, то так оно и выходило.

Ивану же чем дальше, тем становилось грустнее, уж больно сильно было похоже на то, что Борис Годунов всем - ну, буквально всем - до чертиков надоел. Аристократам - арестами и ссылками, дворянам и детям боярским - полным разорением, торговцам - войною и высокими пошлинами, крестьянам - заповедными да урочными летами, запрещавшими уходить от хозяев и устанавливавшими срок сыска беглых, а таких было множество. К тому же именно с Борисом многие связывали выпавшие на долю России невзгоды - три неурожая подряд, недород, голод. И все больше и больше людей надеялись на «истинного царя» - самозванца! Впрочем - самозванца ли? Несмотря на, казалось бы, убийственные доказательства, парни начинали в этом сомневаться, уж больно уверенно вел себя Дмитрий. Явиться завоевывать трон со столь малыми силами, практически без поддержки сильных мира сего (король Речи Посполитой Сигизмунд вовсе не торопился хоть как-то помогать «царевичу», иное дело - магнаты) мог только самый забубенный авантюрист… либо человек, полностью уверенный в том, что «подданные» его поддержат. Хотя, конечно, по внешним ухваткам Дмитрий никак не походил на царя: больно уж прост. Любил пошутить, посмеяться, со всеми держался запросто - вообще-то, не самые плохие качества, но - не царские, не царские… Царь должен быть - ухх! Чтобы все боялись. А этот, видать, рассчитывал не на страх. На что-то другое.

Удивительное дело, он отпустил парней с миром, даже не потребовав присягнуть, и Иван понимал - зачем. Во-первых - грамоты. Во-вторых - Гришка Отрепьев. Дмитрий ясно показывал, что не боится ни того, ни другого, что грамоты - подделка, а с Отрепьевым он не имеет ничего общего. Ну и, конечно, было еще третье - заступничество Михайлы Пахомова, коему явно благоволил само… «царевич». Иван который раз хвалил себя за то, что не побоялся тогда исправить явную подлость - отпустил-таки Михайлу в побег. Ну, правда, ведь к Чертольскому упырю - ошкую - он явно не имел никакого отношения. А ведь именно поэтому его и схватили, не потому, что лазутчик - как вот выяснилось. Благодаря целой кипе причин Дмитрий и отпустил их - имея в виду, конечно, в первую очередь собственные цели. И вот теперь парни вместе с торговцем-шпионом Макарием въехали в лагерь царевых войск, прямо-таки пузырившийся недовольством, умело подогреваемым многочисленными лазутчиками Дмитрия. Впрочем, особо-то и не надо было подогревать - весна, весна! А как же землица? Кому приглядеть за мужичками? У кого, правда, они еще были.

Торжище примыкало к самому лагерю, можно сказать - прямо срослось с ним. С самого утра там уже ошивались ратники, большая часть которых была посошными людьми - крестьянами с северных земель, искренне недоумевавших: а чего это их сюда пригнали? Бить самозванца? Так где он? А сидеть тут, под Кромами, когда весна, когда скоро пахота, сев… Господи, да что ж это такое? Что, государь опять голода хочет?

Установив возы, натянули рогожку на случай дождя. Макарий ушел куда-то по своим делам, а парни, усевшись невдалеке, за возом, принялись совещаться. Вообще-то, им бы нужно было в Москву… Но с чем возвращаться? Можно ли было считать задание выполненным? Да-да, именно так стоял вопрос, и никак иначе, ведь парни присягали Борису Годунову и, естественно, не могли нарушить присягу. Даже и мысли подобной не возникало. Зато возникали другие: если действовать строго по присяге, то они должны немедленно явиться к кому-нибудь из воевод - к Милославскому или к Голицыным - и немедленно доложить о том же Макарии. Чего друзья никак не могли сделать, ибо дали слово не причинять мужику вреда. Но ведь тогда они не знали, что он шпион, лазутчик! Теперь-то ситуация изменилась, и…