Отшельник. Его девочка
Шрифт:
Машина въезжает на парковку больницы. Большое серое здание с красным крестом выглядит мрачным и не очень то приветливым.
Лев Сергеевич толкает больничную дверь, в нос сразу ударяет резкий запах хлорки и медикаментов. Яркие лампы под потолком бьют светом прямо в глаза, и я на секунду зажмуриваюсь.
Сердце стучит так, будто вырваться из груди собирается.
— Нам на четвертый этаж, — мужчина сжимает мой локоть и ведет к лифту.
Я благодарна ему, что он привез меня сюда. И я очень рада,
Мне нужна его поддержка.
— Ты очень бледная, — осматривает мое лицо, когда едем в лифте.
— Переживаю, — произношу сухо и скомкано.
Дверцы распахиваются, и в больничном коридоре я вижу свою маму. Она стоит возле большого окна вдали от нас и смотрит на улицу.
В темной длинной юбке и шерстяной вязаной кофте серого грязного цвета. Выглядит пугающе, жутко.
Сжимаю пальцы в кулаки и иду к ней. Лампы на потолке устрашающе мигают, и резкий больничный запах кружит голову. В тишине слышу стук собственного сердца.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.
— Мам, — осторожно кладу ладонь на ее плечо.
— Дариночка, ты приехала, — улыбка едва касается ее губ.
Тянется ко мне и просто падает в мои объятия. Молча дрожит от слез, уткнувшись лицом в мое плечо.
— Все плохо, да? — осторожно спрашиваю я глухим шепотом.
Она еще сильнее рыдает. Сдавливает меня в своих объятиях сильно.
— Мам…
Она всхлипывает и тихонько воет.
Я испуганно смотрю на Льва Сергеевича. Мой разум просто разрывается от безысходности и беспомощности. Я не могу никак помочь ни маме, ни братику.
Снова чувствую себя жалкой и запуганной девчонкой.
Мне страшно. Так страшно, что под кожей гуляет озноб, а тело прошибает потом.
— Я все решу, — тихо и жестко говорит Лев Сергеевич и кивает.
А затем его большая фигура скрывается за поворотом.
Я обнимаю маму, глажу ее по светлым волосам и дышу сквозь боль. В грудине словно дыра образовалась.
— Лев Сергеевич нам поможет, — шепчу подбадривающе.
— Сомневаюсь, — шелестит отчаявшийся голос матери.
— Поможет. Я уверена!
— Дарина, — мама отстраняется от меня, сжимает своими ледяными ладонями мои руки. — Мы ведь не стояли на очереди. Так быстро донорское сердце не найти.
— Мам…
Я смотрю на ее дрожащие синие губы. И меня пробирает до болезненных мурашек.
— Врачи сказали, что если до утра сердца не будет, то… — женщина морщится, как от оскомины, и вновь взрывается истеричным плачем.
— До утра? — обреченно лепечу я. — А мы уже встали на очередь?
— Да, но… — мама качает головой. — Со всеми нашими льготами и сложностью ситуации, мы все равно в очереди шестьдесят шестые, Дарина. И у нас осталось пятнадцать часов.
— Но шанс есть? — с надеждой шепчу.
А
Этого просто не может быть. Все не может вот так закончиться. Я не верю, что у Степки нет ни единого шанса.
Это не справедливо.
Так не должно быть.
Ловлю сухой воздух пересохшими губами. Легкие обжигает от каждого вздоха.
У меня есть только одна надежда — Лев Сергеевич. Вдруг у него получится что-то сделать! Он как-то ускорит очередь или найдет донорское сердце для моего братика.
Он сильный и очень влиятельный человек.
Для него ведь нет ничего невозможного. Он точно знает свои цели и всегда их добивается.
Человек с таким волевым характером и сильнейшей энергетикой просто не может проиграть. Даже сейчас, когда надежды уже нет.
— Почему мы раньше не заняли очередь? — шепчет мама. — Дарина, это я проглядела, что Степке стало хуже. Это я виновата. Я виновата. Это все я.
— Нет, мам…
— Это я виновата, — продолжает шептать, как сумасшедшая, раскачиваясь на пятках.
— Вам лучше пройти в комнату ожидания, — прилетает недовольное замечание медсестры.
— А к Степе можно? — смотрю в лицо женщины в белом халатике.
— Он спит, — сухо отвечает она.
У меня огненные мурашки прямо под кожей. Я так хочу увидеть брата сейчас. Обнять его. Пообещать, все будет хорошо. Рассказать ему какой он сильный и как я им горжусь.
Но теперь…
Обнимаю маму за плечи и мы вместе проходим в зал ожидания. Сажаю ее на стульчик, а сама себе места не нахожу. Хожу взад вперед. Внутри еще теплится надежда, что Лев Сергеевич сможет решить вопрос.
Но настенные часы неумолимо быстро отсчитывают секунды. Минуты. Часы.
Тишина.
И мои последние надежды таят, как лучики закатного солнца, опустившегося за горизонт.
Уже вечер, но нет никаких новостей. Ни от докторов, ни от Давыдова.
Мне уже даже начинает казаться, что Лев Сергеевич бросил меня в беде. Понял, что не сможет помочь, и решил по тихому уехать, чтобы не смотреть в мои напуганные глаза. Наверно, это не в его правилах. Он не смог бы так поступить.
Но тогда почему его так долго нет?
Смахиваю слезу с щеки и наливаю себе воды. Холодная, даже ледяная. Пью медленно. Горьковатый осадок оседает на языке.
Так себе вкус… скорее даже противный.
— Я нашел сердце, — мужской властный голос разрезает тишину.
Я поворачиваюсь к Отшельнику. Он хмурый и рассерженный. По лицу так и скользит лютая злость.
Мама встает со стульчика и прикладывает ладони к груди. В ее глазах блестят слезы и слабая вера в лучшее.
— Вы не врете? — тихо шепчет она.
— Лев Сергеевич, времени очень мало осталось, — блею я дрожащим голосом. — Нужно срочно.