Отшельник
Шрифт:
Я хорошо знаю этот сон. Видел его много раз. И я хочу крикнуть самому себе там, во сне, что надо бежать — но, как водится, голоса нет и я не могу сказать ни слова.
А потом кусты зашевелились. И высокая трава. Я вижу гибкие черные тени, но не могу даже двинуться с места.
Ну же, надо уходить! Прямо сейчас! Заткнитесь все и посмотрите на траву!..
А потом я вдруг понял, что Егор трясет меня за плечо.
Я подхватился мгновенно, еще даже не сообразив, где нахожусь и что вокруг происходит.
Бородач, выругавшись,
— Ты чего вскакиваешь, как ошпаренный?
— Они прорвались? — все еще грезя наяву, пробормотал я.
— Сплюнь! — буркнул Егор. — Никто никуда не прорвался, просто твой черед вахту нести. А еще ты мычал на весь дом.
— А, — проговорил я, наконец-то окончательно проснувшись. — Ну, это да. Это бывает…
Поднялся со шкур, подошел к столу со всякой едой, налил воды и жадно выпил полную кружку.
— Что тебе хоть снилось? — с показным безразличием спросил Егор.
— Да так. Первый тестовый поход в рифт.
— Что, перепугался там до усрачки? — усмехнулся Егор.
Поколебавшись, я плеснул в кружку еще воды.
— Ага, — без толики обиды отозвался я. — Из десятерых с теста вернулись двое. Я тогда в первый раз увидел, как половина человека может кричать, хватаясь руками за вывалившиеся внутренности.
— Дерьмово, — помрачнел Егор.
— Это да, — кивнул я и допил свою воду.
Крестоносец при всем при этом даже не пошевелился. Он сидел под лестницей в верхнюю комнату, как изваяние, положив окровавленный меч себе на колени. И, глядя прямо перед собой, что-то заунывно подвывал себе под нос.
— Там буря еще не закончилась? — спросил я у него.
Рыцарь покачал головой, не прерывая своего странного пения.
— Он молится, что ли? — спросил я Егора.
Тот неопределенно пожал плечами.
— Не знаю. Как по мне — скорее юрок распугивает.
— Пока я спал, все было тихо?
— Один ходок только сверху приходил.
Я озадаченно посмотрел по сторонам в поисках тела.
— Не понял, ты его уже разделать, что ли успел?
— Не-а. Твой Крестоносец выбрался наверх и там его добил, а потом тело на улицу выбросил. И вернулся петь свою проклятую песню, — зевнул Егор во все лицо и внаглую растянулся на кровати.
Хозяин дома сразу перестал петь. Медленно повернул голову, с неприкрытым укором посмотрел на происходящее, но так ничего и не сказал.
А я потащился в нашу мясорубочную.
И там, сидя посреди кровищи и обрубков, размышлял о том, что иногда прекрасное далеко может оказаться не таким уж и прекрасным.
Во всяких фильмах и книгах про путешествия во времени главный герой, вернувшись из будущего в свое скучное серое время, обычно всегда с сердечной тоской потом вспоминает звездолеты, прекрасных роботов и храбрые сражения…
Если что, я тоже буду рассказывать про звездолеты. А не про вот это вот все.
Так мы сменяли друг друга до самой ночи. За это время успели и отдохнуть,
Потом перетерли с Крестоносцем тему с Медведем. На удивление, уговаривать никого не пришлось: рыцарь, как заправский наемник, без обиняков выкатил свою цену: десять литров керосина, новая зажигалка и десять банок мясных или рыбных консервов. Причем расплатиться он нам разрешил в течении десяти дней, поскольку, с его слов, верил всем сердцем в благородство моей монгольской души.
Егор с усмешкой спросил было, почему тушенки ему надо именно десять, а не девять или одиннадцать. На что Крестоносец посмотрел на него, как на недоразвитого, и терпеливо пояснил, что это оттого, что ему нужно именно десять банок.
Чего непонятного?
Пошарив по карманам, я сразу в качестве залога отдал ему одну из своих газовых зажигалок, еще совсем полную. На том и договорились.
Ночь прошла тихо.
Крестоносец заявил, что активная фаза закончилась и преспокойно улегся спать, ворча себе под нос, что мы развели в его доме «непорядок». И теперь, когда буря закончится, мы уйдем, а ему придется все прибирать.
Пока, наконец, не заснул.
Егор маялся от безделья. Ходил из угла в угол, вздыхал, косился на спящего Крестоносца, который едва слышно посапывал, как младенец, раскинув на кровати руки и ноги.
Я сидел на железной лесенке, ведущей наверх и прислушивался к порывам ветра.
— Слышь, Монгол, — подал, наконец, голос Егор.
— Ну?
— А с какой радости ты вообще подпёрся в эти проходчики?
— Платили хорошо, — коротко ответил я.
— Настолько, что это даже покрывало риски стать таким вот Крестоносцем?
— Настолько, чтобы иметь шанс с определенного момента не зависеть ни от каких рисков и распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению, — нехотя отозвался я. — А с чего вдруг у тебя проснулся такой интерес к моей персоне?
— Скучно, — отозвался Егор, усевшись верхом на табурет.
Усмехнувшись, я сел поудобнее и проговорил:
— Ну, тогда расскажи, с чего вдруг ты пошел надзирателем в тюрьму. Очень любопытно.
Егор фыркнул, потер тыльной стороной ладони нос.
— Не-е-е. Это не интересно и не весело. Лучше… Давай про баб.
Я тихо рассмеялся.
Вот ведь неуемный.
— Ну, давай. И что про них?
— Вот у тебя какая самая страшная была?
— А у меня страшных не было, — улыбнулся я ему. — По крайней мере, в моем воображении все они были невероятными красотками.
Егор ехидно рассмеялся.
— Ну, это да-а-а. Плох тот пацан, который гоняя лысого не видит вместо своей потной ладошки руку молодой музички. А?
Я хмыкнул.
— Ну, в моем интернате музичка была здоровенная, бородатая, играла на военной трубе и звалась Никитой Алексеевичем.