Отступление
Шрифт:
Отведя душу, генерал спокойным тоном продолжил:
– Что не так? Смело показывайте, что успели смонтировать, - заверил генерал.
– Что вы словно дети. Мне вас еще и уговаривать нужно?
Обернувшись на секунду, Георгий скользнул взглядом по лицам своих полковников. Фурманов как и всегда остается образцом спокойствия, поистине змеиного хладнокровия. В отличие от помощника Геверциони Ильин и Лазарев невозмутимостью не отличались. Только эмоции оказались прямо противоположны. Если политрук в очередной раз добродушно усмехнулся краткой, на миг обнажив истинный характер, то Лазарев стал мрачнее тучи. Георгий
Скоро отведя взгляд, Георгий пообещал во что бы то ни стало, но завоевать доверие соратников. Одного лишь показного рвения мало, да и разговорами долго не продержишься. Значит, надо продолжать работать.
Между тем связисты перебороли наконец внезапную скромность. С выражением истинного самоотречения, почти жертвенности Троекуров решительно шагнул к аккуратно расставленным на настиле из веток рюкзакам. Склонившись над кипой вещей, капитан какое-то время сосредоточенно ощупывал вещмешки. Брал в руки один, осматривал, переходил ко второму, третьему. Затем вновь возвращался к началу. В конце концов комедию настало время кончать. Решительно развязав тесемки, Троекуров нехотя выудил из недр рюкзака нечто.
Да, теперь полностью объяснилась причина смущения. Нечто по всем признаком являло собой механизм, однако форма... Форма не выдерживала никакой критики. Отдаленно коробка ярко рыжей окраски намекала на родство с архаичными катушечными магнитофонами: тот же поддон с начинкой, катушки на верхней плоскости. Но для такого сравнения следовало обладать крайне развитым абстрактным мышлением.
Во-первых, оранжевая коробка по краям была явно поедена сваркой. И это еще достаточно мягкое сравнение. В некоторых местах на гранях металл словно грызли -острые зубцы от заломов свидетельствовали о явной спешке. Матово-черная гарь непроизвольно парадировала если не попытку раскрасить 'под тигра', то 'под ягуара'.
Так же на лицевой части, как и вообще во всей конструкции отсутствовало понятие кнопок. Ни малейшего следа панели управления. Логично предположить, что она все же есть, только знания о ней тщательно скрыты от посторонних. Отсутствие одного компенсировалось иным своеобразным преимуществом: неведомый агрегат словно паутиной оказался опутан лентами всевозможных проводов. Толстые и тонкие, одиночные и витые косами. На этом фоне весело перемигивающаяся лампочками коробка радиостанции на столе выглядела образцом изысканности конструкторских решений, апофеозом технической мысли.
Да, глядя на неведомый прототип, Геверциони прекрасно понял чувства связистов. Наученные горьким опытом, офицеры отлично понимали: выходить с подобными к начальству - дело рисковое. Увы, приходится признать, часто еще попадаются такие, для кого форма важнее содержания.
Консервативность в армии беда хуже предательства. Предатель хотя бы сознает объективно, что совершает преступление, какими бы мотивами не руководствовался. А вот генерал с птичьими мозгами до неприличия часто абсолютно уверен в правоте действий. Этакий поборник справедливости, ревнитель славных традиций. Святым долгом
Так что опасения связистов выглядят вполне справедливо. При всех правильных, невозможно мудрых словах никто не значит, чего ожидать от нового командира. Хороший обещаниями отнюдь не обязательно подтвердит делом. Что ж, вот и представился отличный повод разбить лед во взаимоотношениях.
Усмехнувшись, Геверциони спросил:
– Что это за чудо техники? Да вы не стесняйтесь! Несите смело.
Когда Троекуров водрузил на стол невероятную машину, генерал не поверил глазам:
– Юрий, я ведь не ошибаюсь?
– поинтересовался Георгий, продолжая пристально всматриваться в лежащий на шершавой столешнице аппарат.
– Скорее всего нет, Георгий Георгиевич, - откликнулся Фурманов. Полковник с не меньшим интересом изучал то, что связисты назвали 'магнитофоном'.
– Товарищи, - вкрадчивым тоном поинтересовался Геверциони у офицеров. Закончив с созерцанием, генерал сосредоточил все внимание на людях. Потенциальным изобретателям это не прибавляло уверенности - даже наоборот.
– За неимением магнитофона обычного вы не растерялись и решили из подручных средств сделать аналог?
Дождавшись неуверенного кивка, Георгий продолжил:
– И кому мы обязаны идеей создания катушечного проигрывателя из черного ящика?
– Мне, - тяжело вздохнув, признался Троекуров. Произнес так, словно сдавался на милость каннибалов. Очевидно, что капитан этим нехитрым шагом брал всю ответственность. Может, он даже в глаза не видел этого причудливого агрегата до самого последнего момента. Но на то и капитан, чтобы в любом вопросе горой стоять за подчиненных. Слаженность реакции выдавала существование между офицерами не просто служебные, но гораздо более тесные товарищеские отношения. Это, кстати, поясняло и излишне резкую реакцию капитана на молчаливый демарш Келлера.
'Да, вот так и ошибаются в людях...
– подумалось Геверциони.
– Легко упрекнуть в худшем. Нередкое дело - пытается человек выслужится, угодить... Подумаешь так - и ошибешься. А на деле вышло, что просто уязвлен капитан пренебрежением подчиненного, в первую очередь обманувшего ожидания командира. Да... Как все же легко мы умеем находить в окружающих скверну. Особенно, где и в помине нет. Жаль, что с собой все наоборот...'
– Отлично, капитан, - рассмеялся Геверциони.
– От имени командования объявляю благодарность. А по возможности в ближайшее время спонсируем и премией. Так что, если забыли еще соавторов упомянуть, самое время вспомнить. Не зажимайте гонорар!
Троекуров украдкой переглянулся с подчиненными. После недолгой внутренней борьбы взяло верх желание рискнуть. Свойственная нашему человеку трепетная надежа на некий мистический 'авось' нашла подкрепление в виде естественного повода проверить на прочность слово генерала. На что Геверциони втайне надеялся. Само собой, он не собирался хитрить с людьми Троекурова - и в мыслях не было.
– Товарищ генерал, - продолжил после секундного молчания Троекуров.
– Кроме меня в работе принимали участие старший лейтенант Альберт Келлер и сержант Наран Чонос. Справедливо считать, что наибольший вклад внес Келлер.