Оттенки
Шрифт:
— Да разве работа кого убивала? Мой отец еще помнит то время, когда люди день и ночь работали на помещика, прямо на ходу засыпали, а от работы никто не умирал. Тебе главное — от старого хлама исподволь избавиться, — твердила Мари.
Каарель как сказал, так и сделал: в воскресенье отправился к церкви и нанял на лето батрака. Отношения между стариками и молодыми день ото дня становились все хуже: старики считали, что молодые их терпеть не могут, только и думают, как бы от них отделаться, между тем молодые старались не утруждать стариков непосильной работой, чтобы им жилось немного полегче.
II
Последний
Отношения между стариками и молодыми нисколько не улучшились, наоборот, с приходом батрака стали еще хуже. Тяжелого настроения в семье не мог развеять ни теплый весенний ветер, ни яркое солнце, ни живительный дождь, словно чудом заставлявший зеленеть все вокруг. Не радовало людей даже и то, что дом их стоял на высоком холме, с которого вся окрестность видна как на ладони, не радовало потому, что они к этому слишком привыкли.
По одну сторону холма расстилается заросший березняком болотистый выгон, а за ним видны две рощицы, между которыми поблескивает река. По вечерам здесь колышется белесая лента тумана, все гуще и гуще обволакивающая зеленый березняк. Оттуда доносится токованье тетерева, квохтанье куропатки, стон бекаса да окрики пастуха, под звон колокольчиков возвращающегося со стадом.
По другую сторону холма раскинулось болото, на котором растут редкие корявые сосны. Ни одна из них не решается поднять к небу свою вершину. Тут и там между хмурыми деревьями пролегли колдобины, полные черной воды. Когда налетает ветер, сосны покачивают своими широкими верхушками и обвисшими сучьями, точно жалуясь, что обречены прозябать вдали друг от друга. Но вот ветер проносится дальше, и кривые сосны засыпают словно вековечным сном. Весной близ них поселяются журавли, вернувшиеся из теплых стран, но как бы громко они ни кричали, жизни им здесь не пробудить.
Между болотом и полем узкой полоской тянется луг. Здесь растут островерхие березы и ели, кое-где высятся пышные сосны; черемуха и рябина весной цветут, а к осени покрываются ягодами. Меж кустов и деревьев красуются поповник, купальница и кошачьи лапки. В молодости Тийна приходила сюда собирать цветы и плела из них венки. Теперь уже никто не замечает этих цветов, разве какая-нибудь норовистая телка, убежав от пастуха, потопчет или сжует цветок-другой. На хуторе теперь уже не рвут цветов и не поют песен, как это бывало в первый год замужества Тийны. В Кадака все ходят хмурые и надутые, все такие грустные и понурые, как болотные сосны, растущие среди черных луж.
Рука у старого Юхана почти поправилась, но в первые дни пахоты он не говорил ни слова. Однако, когда минула неделя, заметил зятю как-то утром:
— Видно, здесь в хозяйстве я уже не нужен. Придется на стороне искать себе места, чтобы заработать на кусок хлеба.
Сказал он это спокойно, как и обычно, но Каарель почувствовал горечь упрека.
— Да что тебе так не терпится! Дай сначала руке окрепнуть, а за работу приняться успеешь, — ответил он.
Однако дня через два тесть утром заявил Каарелю:
— Сегодня ты оставайся дома, а я поеду пахать.
— Чего ради? — возразил Каарель. —
— Покос? Да это испокон веков бабья работа, — отвечал Юхан.
— И я то же самое скажу: уж если работы получше для него не найдется, то такую и делать не стоит, — сказала старуха. Она подслушивала разговор мужчин и сейчас вошла в комнату.
— Господи боже, да чем же эти работы так плохи, что за них и браться не стоит! А не хочешь расчищать покос — починяй забор, а как вспашем, можешь сеять, — предложил Каарель.
— Долго ли посеять, там и одному человеку делать нечего, — ответила старуха. — Мой старик еще не так плох, чтобы сваливать на него самую захудалую работенку и заставлять его за другими остатки подбирать. А если нас считают такими уж никудышными, мы можем уйти отсюда.
— Что у вас тут такое опять? — спросила Тийна, входя в комнату.
— Что у нас такое… — повторила старуха. — То же, что и всегда.
— И от чего нам никак не избавиться, как ни старайся, — добавил Каарель.
— Да я и не хочу избавляться, раз молодые словно ошалели, до того уж зазнались! — И старуха топнула ногой об пол.
— Поди знай, кто тут ошалел и кто зазнался, — заметил Каарель.
— Поди знай! Да тут и знать-то нечего! Все ясно, как божий день. Только вы ничего не понимаете, а я все прекрасно вижу. Сначала хутор надо к рукам прибрать: старики, мол, не умеют вести хозяйство. Потом нанимают батрака: старики, мол, уже не умеют работать. Ах, вы уж состарились, вам пора отдохнуть! А ты выходи со мной наперегонки рожь жать, лен дергать или сено косить — посмотрим еще, кто из нас моложе. Хвалиться-то легче всего: я, мол, все могу, я молодой. Будь себе на здоровье молодым, никого это не касается, а только и стариков в грязь топтать не следует, точно они уже ничего не стоят. Доживите до наших лет, тогда увидите, легко ли переносить, когда тебя гонят покос расчищать. До сих пор мой старик умел и сеять, и бороновать, а сейчас, глядишь, ни на что не годен, стар, оказывается…
Старуха все тараторила и тараторила, и речам ее, казалось, конца не будет. Старый Юхан и Тийна слушали ее спокойно, но Каарель с нетерпением ждал, когда она наконец замолчит. Как только теща замолкла, в раздражении переминаясь с ноги на ногу, он заговорил:
— Похоже, вы для того только и отдали нам хутор, чтобы каждую минуту нас этим попрекать. Мы же силой его не отбирали. Зачем же вы его отдали, если он вам так дорог?
— Что ты такое говоришь! — попыталась Тийна утихомирить мужа, но тот продолжал, не обращая на нее внимания:
— Подумаешь, сахару мешок или бочка меду — этот ваш хутор! Вы весь свой век тут прожили, а много ли нажили? Какие-нибудь двести-триста рублишек — великое дело…
— Да еще детками обзавелись, которые сейчас от нас избавиться хотят, — съязвила старуха.
— Кто это хочет от вас избавиться? Вы сами хотите от нас отделаться, иначе не грызли бы нас с утра до ночи, — ответил Каарель.
— Если б хотели от вас отделаться, я бы и дочь не стала растить, тогда и ты не попал бы ко мне в зятья, — заявила Мари, довольная тем, что нашла удачный ответ. Она оглянулась на своего старика, как бы ожидая одобрения, но лицо Юхана выражало такое безразличие, словно он и не знал, что на свете существуют старики и молодые.