Отважная лягушка. Часть 2
Шрифт:
– Одна-одинёшенька, добрая госпожа, - громко заохала Калям.
– Как луна на небе. Ни помочь, ни пожалеть некому.
– Чего врёшь, крыса старая?
– оборвал её причитания злобный, гнусавый голос.
– Есть у тебя и дочь с внуками, и племянники. Сама от них отказалась, прокляла, а теперь жалобишься на каждом шагу: "Заступиться некому".
– Врёшь, врёшь, меретта мерзкая!
– очень бодро для своего почтенного возраста вскочив на ноги, Калям закричала, потрясая в воздухе сухонькими кулачками.
– Воры они с зятем! Разбойники!
– Сама ты жаба старая!
– не осталась в долгу проститутка, хотя разбитый нос явно мешал её голосу звучать в полную силу.
– Гадюка пересохшая. Все деньги на храм Дрина отдала, а на зятя сваливаешь!
– Пасть захлопни, хрычовка базарная!
– поддержала подругу Кирса.
– Не то живо в гости к Анору отправишься!
– Врёшь, врёшь!
– резал слух визг Калям. Тряся лохмотьями и топая обмотанными тряпками тощими ногами, она вдруг бросилась к Нике.
– Не слушайте их, добрая госпожа! Девки это уличные, сучки лживые, на вас напали, теперь на меня лгут.
– Эй, курицы ощипанные!
– рявкнул кто-то в соседней камере.
– А ну, заткнулись быстро, не то башку оторву.
– Ты сначала доберись до неё!
– с издёвкой отозвалась вторая проститутка.
– Врут, врут они, добрая госпожа, - тут же понизила голос Калям, пытаясь пододвинуться ближе к девушке.
Та резко зашипела:
– Сиди, где сидишь! Я и отсюда тебя хорошо слышу.
Вздрогнув от неожиданности, старушка потерянно заплакала. Воспользовавшись её замешательством, Ника негромко сказала:
– Ясно мне всё. За долги ты здесь А я по капризу богов. Они привели меня не в то место и не в то время.
Кто-то из арестанток угодливо засмеялся.
Прислонившись головой к стене, попаданка прикрыла глаза, всем видом демонстрируя нежелание больше говорить на эту тему. Ей даже удалось немного подремать под бессвязный монолог Калям, продолжавшей зло ругать родственников и горько жаловаться на свою тяжёлую судьбу.
Очнулась девушка от лязга входной двери.
– Это вам, балбесы, в честь дриниаров, - раздражённо ворчал эдил.
– Добродетельная Итсора, вдова Лепта Опуса Клуба, свои деньги потратила, чтобы даже вы, негодяи и бездельники, могли отметить праздник владыки недр. Жрите, собаки, помните доброту госпожи Опусы, чтобы ей пропасть!
Старая сокамерница встрепенулась, тут же прервав поток жалоб, и перепуганной мышью бросилась в свой угол. Проститутки, наоборот, резво подбежали к решётке и замерли с видом ожидающих подачки бродячих собак. Разве что хвостом не виляли и то только за неимением последнего.
Увидев их побитые физиономии, Акв, державший в руках объёмистую корзину, удивлённо фыркнул:
– С новой подружкой не поладили, меретты проулочные?
И тут же стал шарить глазами по камере явно в поисках Ники. Но наткнувшись на её сонный, чуть насмешливый взгляд, вроде бы даже смутился, начав торопливо рыться
– Куда лапы тянешь, ворона старая! - вдруг прикрикнул эдил.
– Лопнешь. По одной бери, я сказал!
– Не себе я, не себе!
– завизжала Калям.
– Я госпоже подам, отдай!
– Пусть сама подойдёт!
– нарочито громко проворчал Акв.
– Небось два шага шагнуть не переломится.
Сообразив, что до завтрашнего для еды скорее всего не будет, девушка неторопливо слезла с лежанки. Не в её положении кичиться аристократическим происхождением и лишний раз раздражать тюремщиков по пустякам.
Кроме небольшой, до хруста прожаренной лепёшки от щедрот благочестивой дарительницы арестантам полагалась горсть оливок, которые хмурый надзиратель грязной ладонью доставал из широкогорлого кувшина.
– Передайте спасибо госпоже Опусе, - поблагодарила Ника и поинтересовалась.
– А воду здесь дают?
Видимо, спокойствие арестантки, её вежливый, доброжелательный тон, который очень нелегко давался страшно усталой Нике, произвели на эдила благоприятное впечатление, потому что, пряча глаза, он нехотя пробормотал:
– Сейчас принесу.
И хотя деревянное ведро не отличалось чистотой, а глиняная кружка оказалась одна на всех заключённых, попаданка с наслаждением осушила её за пару глотков, стараясь не думать о том, сколько всякой заразы плавает сейчас в этой холодной, пахнущей тиной воде.
Аккуратно вытерев губы краем накидки, она обернулась к сокамерницам, напряжённо ожидавшим своей очереди утолить жажду. Никто из них не решился это сделать первой, молчаливо признавая главенство новой соседки. Наблюдавший за ними из-за решётки Акв негромко хмыкнул, глянув на Нику с каким-то непонятным интересом.
Подумав, та передала пустую кружку второй проститутке по имени Вилпа. Так на либрийском пренебрежительно обзывают заднюю часть тела чуть ниже поясницы.
– Вы, госпожа, откуда родом будете?
– заискивающе глядя ей в лицо, спросила та, протягивая посуду через решётку эдилу.
– Издалека, - сухо ответила девушка.
– Но семья наша из Радла.
Закончив поить заключённых, эдил, бурча себе под нос что-то малопонятное, удалился. Ника вернулась на своё место, а Калям, присев на самый краешек лежанки, неожиданно громко вздохнула, качая головой.
– Ох, память моя дырявая! Старая стала, ничего не помню. Совсем забыла, как звать вас, госпожа.
– Не гневи богов пустыми жалобами, - усмехнулась попаданка.
– Я ещё не говорила.
И помедлив секунду, представилась:
– Ника Юлиса Террина.
– Так вы из аристократов?
– вытаращила глаза Вилпа, но тут же глаза её сверкнули недоверием, а пальцы потрогали распухший нос.
– Как же вы тогда здесь оказались?
– Долгая история, - проворчала девушка, зевая.
– Как-нибудь расскажу. А сейчас спать хочется.