Отважные(изд.1961)
Шрифт:
Коля, ничего не отвечая, повернул к Вите голову. Он смотрел на него большими потемневшими глазами. И Витя понял, что он думает о своей матери. Ведь и она, наверное, прошла через этот подвал, прежде чем погибла на виселице...
Разыскивая новые надписи, Коля присел на корточки и с трудом стал разбирать почти скрытое тенью от нар слово, смысл которого полностью никак не мог до него дойти, а когда наконец дошел, Коля даже вздрогнул и невольно схватился за Витино плечо:
– Витя, смотри, что здесь написано!..
– Что? Что?
–
Виктор взглянул через его плечо, но так ничего и не увидел, кроме каких-то царапин на штукатурке.
– Не вижу, – сказал он, вглядываясь до боли в глазах. – Хоть убей, не вижу!
– Да ты посмотри внимательнее... Ну куда ты смотришь? Вот внизу, у самых нар: «О-па-сай-тесь». Последние буквы совсем вправо, под нары ушли. И дальше что-то написано. Наверное, имя того, кого надо опасаться. Только там темно. Не видать ничего... Где бы нам спички достать?..
– Ребята, вы тут? – вдруг услышали они сверху голос Май.
Подняв головы, они увидели в просвете между двумя балками ее раскрасневшееся на морозе лицо.
– Как вы туда забрались – по лестнице или через потолок? Я сейчас тоже к вам спущусь.
– Нет! – не сговариваясь, крикнули Коля и Витя и, соскочив с нар, стремглав выбежали во двор.
– Куда же вы? – подозрительно спросила Мая. – Нашли небось что-нибудь и прячете...
– Просто там ничего хорошего нет, Мая, – как-то по-новому, мягко и дружески, сказал Коля. – Пойдем лучше отсюда. В других местах поищем. – И он соскочил на землю с кучи битого кирпича.
– Ага! Вот тут кто! – вдруг послышался откуда-то из-за трубы знакомый голос. – И всюду-то они бегают, всюду бегают...
Ребята оглянулись. В нескольких шагах от них, на обгорелой балке, стоял Якушкин, зябко поеживаясь в своем стареньком пальто. В руках он держал неизменную треногу от фотоаппарата, а сам фотоаппарат в потертом кожаном футляре висел у него на ремне через плечо. Темные выпуклые глаза его смотрели сквозь треснувшие очки удивленно, встревожено и как будто недовольно.
– Что это вы в подвалах делаете? – ворчливо сказал он, подходя к ним поближе. – Так и хочется вам, видно, на мине подорваться.
– А мы только так – вошли посмотреть, – сказал Виктор.
– Посмотреть? – усмехнулся Якушкин. – Когда мина взорвется, ничего не увидишь...
– А вы знаете, что мы там нашли? – сказал Коля.
– Ну что? Что? – не то покашливая, не то посмеиваясь, спросил Якушкин и поправил сбившиеся набок очки. – Цепи какие-нибудь страшные?
– И вовсе не цепи, – сказал Виктор, – а стенку с надписями... Там осужденные на смерть свои имена оставили...
Коля оттеснил Витю и взволнованно заговорил:
– И еще там о каком-то предателе написано... На стене, под самыми нарами... Сказано – опасайтесь, а кого опасаться, я не разобрал, там темно. Спички у вас есть?.. Давайте посмотрим!
Мая даже руками всплеснула.
– Ну не стыдно вам: сами все видели, а меня не пускаете! –
– Мая!.. Мая!.. Не ходи! – закричал Коля.
Но девочка уже исчезла за дверью.
– Вот проныры! – покачал головой Якушкин. – Ну ладно, пойду уж и я посмотрю, что там за надписи такие...
Мелкими шажками, чтобы не зацепиться за какой-нибудь камень, он вслед за Маей, кряхтя, стал спускаться в подвал.
Мальчики посмотрели друг на друга и медленно пошли вслед за ним.
Они увидели Маю на нарах. Она стояла, вытянув шею, и читала выцарапанные на бетоне надписи. Лицо у нее было серьезное, а глаза почти не мигали. Она боялась пропустить хотя бы одно слово, которое могла разобрать на этой скорбной стене. «Хорошо, если бы не увидела», – подумал Коля, замирая от жалости и сочувствия. Но Мая уже все увидела, все прочитала и все поняла. Она вдруг схватилась руками за стену, как раз в том месте, где виднелось глубоко и четко выцарапанное в цементе родное ей имя.
– Папа!.. Папа!.. – закричала она, и слезы ручьем потекли по ее лицу.
Мальчики, побледнев, стояли рядом и не знали, что им делать, как утешить ее.
– Ах, ребята, – сказал Якушкин, – вот горе-то, вот горе!..
Он подошел к Мае, легонько приподнял ее и, сняв с нар, поставил на пол.
– Ну, девочка, не плачь, – он погладил ее по плечу своей жесткой рукой с длинными узловатыми пальцами, коричневыми от табака, – слезами не поможешь... А я вот сейчас сфотографирую эту стенку и подарю тебе карточку... Ну, успокойся, успокойся! Мальчики, – обратился он к растерянно стоящим в стороне Коле и Вите, – отведите-ка вы ее домой. Не нужно ей тут находиться.
– Пошли, Мая, – сказал Коля и взял девочку за руку.
Всхлипывая, Мая послушно пошла между Колей и Витей, а Якушкин, расставив треножник, стал приспосабливать аппарат, чтобы навсегда запечатлеть для истории эти последние слова погибших за Родину людей.
Когда ребята подходили к пролому в заборе, они не заметили, что за ними, стоя на пороге проходной будки, наблюдает какой-то солдат. Постояв немного и оглядев пожарище, солдат скрылся в будке и захлопнул за собой дверь.
Дети вернулись домой и обо всем рассказали Клавдии Федоровне. Она посадила рыдавшую Маю рядом с собой и долго, ласково утешала девочку.
А через некоторое время верный своему слову Якушкин принес Клавдии Федоровне большую, еще влажную фотографию. На снимке все надписи на стене были видны отчетливо и казались высеченными на граните.
Клавдия Федоровна горячо поблагодарила Якушкина, хотела ему заплатить, но Якушкин от этого наотрез отказался и поспешил уйти, сказав, что он только выполнил свой долг перед дочерью погибшего за Родину человека.
– Пусть у нее останется память об отце...
Подумав, Клавдия Федоровна решила пока не отдавать карточку Мае. Потрясение было слишком сильным, пусть пройдет время.