Отвергнутые воспоминания
Шрифт:
После того, как в 1991 году Эстония восстановила свою независимость, были восстановлены и обелиски. В дни праздников и траура вместе с семьями возлагают к ним цветы, играет оркестр и произносятся речи.
Жизнь близких нам людей в созданных нами нарративах должна сделать естественной родство бывших поколений. Нарратив связан с теми, с кем вместе что-то делал, к словам и мнению которых как-то прислушивался. Эти ценности управляют человеком в его действиях и дают окраску всему сказанному.[34]
VI
В детстве мне вместе с Лейдой (старшей сестрой матери)
Мы сидели на месте бывшего жилища, где теперь росли лесные цветы. Ранней весной расцветала ветреница, поздней весной – купальница, а потом незабудки. Светило солнце, вокруг шумел лес, мне нравилось это время, проведенное с тетей, и я представляла себе, как жили здесь раньше. Только в 2005 году мама рассказала мне, что дом тети Лейды разрушила советская власть в 1949 году (я всегда думала, что он сгорел во время войны). Перед ее возвращением из лагеря (1956) колхоз бульдозером сровнял с землей и плодоносный фруктовый сад.
Мое поколение с детства привыкло к ландшафту, где вместо жилых строений виднеются руины. Лишь позднее я осознала, что на этом месте находились дома людей, репрессированных и сосланных в советские лагеря, умерших там или расстрелянных.
Там, на останках разрушенного родного очага, тетя никогда не говорила о боли утраты, она чаще вспоминала о красивой мебели, стоявшей в комнатах во времена независимой Эстонии. Рассказывала об одном резном комоде, сделанном белогвардейцем, который сбежал в 1918 году из Советской России от Октябрьской революции. (В 1930-х годах этот «белогвардеец» поменял свое имя на эстонское, а в 1940 году, когда Советский Союз оккупировал Эстонию, он стал здесь влиятельным чиновником. Выяснилось, что он был советским агентом.) В ящиках комода тетя хранила постельное белье, на простынях и на наволочках имелись вышитые ею шелковой нитью монограммы. Таких красивых ниток для вышивки в советское время невозможно было достать. Все хорошее доставалось по знакомству. Рассказ тети был настолько образным, что я мысленно видела перед глазами окружающие ее красивые вещи и любимых людей, как будто бы они были живыми. В моих представлениях вокруг дома бегали дети – моя мама и ее сестренка-близняшка.
Но тогда я еще не осознавала трагизма ее рассказов. История, рассказанная тетей о своей молодости, была слишком красивой, там было слишком много теплоты и любви. Муж тети Оскар после работы обычно играл на аккордеоне, гармошке или другом инструменте. Когда приходили в гости младшие сестренки Лейды, то вместе пели многоголосием.
Об аресте Оскара тетя не проронила ни слова. В 1944 году, когда Советский Союз вновь оккупировал Эстонию, НКВД арестовал Оскара и его сослали в лагерь. В детстве я знала, что муж Лейды просто умер от старости. Я не понимала слез, туманивших глаза тети. Мы сидели с ней на фундаменте дома, она затихала и закуривала сигарету. В будни тетя носила не женскую, а мужскую рабочую одежду. Тех платьев и обуви эстонского времени, которые носила Лейда, будучи женой Оскара, и которые всегда были в тон, уже не было. Когда речь заходила об Оскаре, моя тетя пыталась сменить тему. Например, рассказывала о том, как большинство женщин в годы Эстонской Республики участвовали в работе женских обществ (в начале советской оккупации все общества были объявлены фашистскими и их деятельность прекращена, и потому тетя запретила мне рассказывать кому-либо об общественной работе). При таких обществах были организованы разные курсы. На курсах кулинарии женщины повязывали белые фартуки, окаймленные белым кружевом, так как приготовление еды требовало эстетики и гигиены. В эстонское время многие женщины и мужчины принимали участие в деятельности той или иной организации или общества, всестороннее самосовершенствование было в духе времени. Работа в обществе объединяла людей и для каждого уважающего себя человека считалась делом чести. Всему тому, чему моя тетя научилась в женском обществе, она обучала и своих младших сестер. По крайней мере, моя мама умеет прекрасно
В эстонское время были в почете разносторонне развитые люди. Иногда в детстве я слышала, как про моего отца говорили, что у него широкий кругозор, но он не подходит советскому времени, так как не умеет пользоваться своим служебным положением, то есть не умеет «комбинировать». В советское время «комбинировали» все. Советская власть держалась благодаря коррупции, кумовству и страху. Это стало естественной частью нашей жизни. Сопутствующая «комбинированию» безнравственность уже не порицалась, надо было просто уметь справляться с ней. Каждый человек должен был думать только о себе, с другими считались только тогда, когда это могло принести пользу. Конечно, не все люди были такие, но подобное поведение было вполне нормальным.
Когда «комбинировать» становилось слишком тяжело, начинали пить. И алкоголь стал частью советской системы, он эмоционально помогал приспосабливаться к этой системе. Моя бабушка по отцу, Эльвира, вспоминала, как в эстонское время по улицам Тарту расхаживали веселые продавцы мороженого с подвесными лотками. В годы советской оккупации с этих лотков стали продавать водку «Московская особая», прозванную в народе «Московской осой».04 В советское время игра слов и анекдоты стали одним из способов общения. Народ шутил, что из коммунизма перешли на высшую ступень развития общества – алкоголизм.
Иногда, особенно рассказывая о Готтлибе, бабушка Хелене с гордостью утверждала, что в период Эстонской Республики многие люди принимали участие в работе Обществ трезвости. На здоровье человека обращали большое внимание. Дедушка Готтлиб практически не употреблял спиртного, позволял себе выпить лишь немного по праздникам. Женская организация «Найскодукайтсе», созданная в 1927 году по примеру финской женской организации «Лота Свярд», в частности пропагандировала богатые витаминами и маложирные продукты питания. Мать Хейно, Сальме Ноор, одна из руководителей «Найскодукайтсе», с энтузиазмом рассказывала о витаминах в своем родном городе Хаапсалу. (После оккупации Эстонии советская власть расстреляла руководителя «фашистской» организации.)
Значение университетского города Тарту как важнейшего центра духовной жизни в годы независимости стало еще весомее, так как государственным языком и языком преподования стал эстонский язык. Раньше таковыми были, прежде всего, русский и немецкий языки. В этом городе в начале эстонского времени проживала семья матери моего отца (Мартинсоны). Сразу после Освободительной войны началось тяжелое время, так как рубль перестал действовать, а многие рабочие места времен империи были ликвидированы. Дедушка моего отца Хендрик Мартинсон в XIX веке служил в Польше унтер-офицером царской армии, в начале 1900 года он вернулся домой и работал полицейским в Тарту. После Освободительной войны семья решила переехать в деревню Сювалепа под Паламузе недалеко от Тарту, где у них был небольшой хутор, доставшийся в наследство от тети. Моей бабушке было грустно расставаться с красивым парком и Домским собором на холме Тоомемяги (где сейчас располагается Музей истории Тартуского университета). На Тоомемяги они гуляли по воскресеньям вместе с семьей. Жалко было расставаться с рекой Эмайыги и отказываться от весенних романтических катаний на лодке. Во время весенних паводков река выходила из берегов, под водой оставались большие участки. Парк Тяхтвере особенно красивым был весной, когда деревья покрывались листвой, и осенью, когда листья играли множеством красок. В парке гуляли гимназисты и студенты, там же прогуливались со своими одноклассниками тетя моего отца Лаура и его дядя Леонард.
После Освободительной войны многие люди почему-то начали писать стихи, писала стихи и моя бабушка. Война была позади, и дух литературного объединения «Ноор Ээсти» царил в обществе. Лаура, старшая сестра бабушки, которая училась в Тартуском университете, приносила домой полные чувств и страсти, очень смелые для своего времени, стихи Марие Ундер.
Зимой на пруду Ботанического сада заливался каток, где играл духовой оркестр, целыми семьями катались на коньках. У всех детей были коньки, изготовленные их отцом Хендриком. И теперь в деревне около нового дома зимой тоже заливался каток. Дядя Леонард, едва достигший двадцати лет и успевший повоевать в Освободительную войну, с удовольствием переехал в сельскую местность. Он получил хорошее экономическое образование в коммерческой гимназии и теперь хотел заниматься сельским хозяйством. В Тарту осталась только Лаура.