Отверженный. Дилогия
Шрифт:
А мы продолжали делать ему больно. Наш страстный поцелуй становился неприлично долгим. И это был самый необычный поцелуй в моей жизни – я не испытывал к Арине каких-либо чувств, мне не нравился вкус этого поцелуя, так как я ощущал языком неприятную кислинку крови княжны, что сочилась из её разбитой губы, мне вообще было не до поцелуев, потому что меня всё ещё трясло. Но при этом мы целовались и целовались, словно находились в плену какого-то странного наваждения.
Трудно сказать, сколько прошло времени, пока мы одновременно не опомнились
Так или иначе, адреналин и тестостерон ударили мне в голову, и я почувствовал, что завожусь. А место и время для подобных вещей было – хуже не придумаешь. А ещё где-то там в общежитии меня ждала Мила, которая, скорее всего, уже была в курсе нашего похищения и явно не находила себе места от переживаний.
Я твёрдо решил взять себя в руки и прекратить это театрализованное представление для бывшего жениха Арины, но у княжны были другие планы. Она взяла меня за руки и громко сказала, глядя мне в глаза:
– Я хочу тебя!
Это прозвучало так искренне, что я уже не понимал: игра ли это на публику, или откровение, или всё вместе. В любом случае это был перебор.
– Прямо здесь? – спросил я, стараясь перевести всё в шутку, а точнее, в издёвку над Левашовым. – А он? Вдруг этому психу нравится смотреть? Зачем доставлять ему такое удовольствие?
– Ты прав, любимый! – сказала Арина и снова поцеловала меня в губы, но в этот раз обычным недолгим поцелуем. – Мы займёмся этим в другое время и в другом месте. А это ничтожество не займётся этим больше никогда!
Княжна быстро подошла к бывшему жениху и с размаха пнула его между ног. Попала в самую точку прямо кончиком туфли. От одного лишь вида этого удара у меня похолодело внизу живота, а когда Левашов ещё и взревел от боли, по моей коже пошли мурашки. Мне даже трудно было представить, насколько бедняге больно.
– Милая моя, хватит с него, – сказал я, отыгрывая выданную мне Ариной роль. – Он, конечно, та ещё мразь, но давай не будем ему уподобляться.
– Хорошо, – согласилась княжна. – Только вот основной должок верну.
Сказав это, Арина пошла к стулу, на котором сидела, когда над ней издевался Левашов, и подняла с пола ножовку. Мне это не очень понравилось, но я был не вправе ей мешать. Как говорится, долг платежом красен, а маньяк задолжал этой девушке два пальца. Однако на всякий случай я предупредил:
– Только давай без фанатизма!
– Хорошо, – ответила княжна. – Просто отрежу ему четыре пальца, и всё.
– Почему четыре? – удивился я.
– Зотовы всё возвращают вдвойне: и хорошее, и плохое.
Я не стал возражать. Четыре так четыре. Важно было сохранить пленнику жизнь, а не количество пальцев.
Княжна подошла к бывшему жениху, тот, завидев ножовку в её руках, принялся ругаться и уворачиваться. Но это ему не помогло – Арина довольно быстро, не выражая каких-либо эмоций, отпилила связанному пленнику четыре пальца. После этого она закинула пилу в дальний угол комнаты, повернулась ко мне и как ни в чём не бывало сказала:
– У меня всё. Я вернула долг.
Княжна с каждой минутой удивляла меня всё больше. Впрочем, чему я удивлялся? Чего, вообще, можно было ожидать от девушки, стойко вытерпевшей отрезание ей двух пальцев ножовкой по дереву? Только достойного ответа. И я подумал, что при Зотовской традиции возврата долга в двойном размере Левашову в своё время очень повезло, что Арину не изнасиловали.
Я сходил к маленькому чемоданчику, взял бинт и, несмотря на ругань нашего пленника, перевязал ему обрубки пальцев, опять посадил, прислонив к стене и сказал:
– Ну а теперь давай серьёзно поговорим.
– С чего ты решил, что я буду с тобой разговаривать? Пошёл вон, безродный пёс! – ответил молодой граф и плюнул мне в лицо.
Хорошо, я стоял не очень близко и смог увернуться от плевка. Но поступок этот меня взбесил. Плюнуть в меня после того, как я перевязал ему раны – это было чересчур. Я разозлился так сильно, что мне захотелось отрезать пленнику все оставшиеся пальцы. Да, я знал, что любой лекарь отрастит их ему за пару часов, но само отпиливание – процедура болезненная, а мне очень захотелось сделать Левашову больно. Однако я смог погасить в себе вспышку ярости и спросил:
– Где мы находимся?
– Пошёл вон! – повторил пленник.
Мне стало понятно, что проще и быстрее будет пойти и самому посмотреть, где мы находимся, чем пытать этого невменяемого человека. Я подошёл к Левашову, взял его за верёвки в районе плеч, поднял и поставил на ноги. Он особо не сопротивлялся, лишь сверлил меня ненавидящим и презрительным взглядом.
– Что ты собираешься с ним делать? – поинтересовалась Арина.
– Хотел поговорить, – ответил я, повернувшись к княжне. – Но он не хочет со мной разговаривать.
Услышав мои слова, Левашов усмехнулся и высокомерно задрал подбородок. Я заметил это боковым зрением, и это было очень кстати. Резко развернувшись, я нанёс практически идеальный апперкот в этот выставленный под удар подбородок. Попал так удачно, что наш пленник даже немного подскочил вверх, после чего рухнул на пол и даже не шевелился. Это был идеальный нокаут.
– Хороший удар, – сказала Арина. – Полегчало?
– Мне просто надо было его вырубить, – ответил я. – Чтобы он тебя здесь не доводил, пока я схожу на разведку. А то ты ему ещё голову отрежешь.