Ответ знает только ветер
Шрифт:
— Да, он опять тут. И звонил мне. Но пока не появлялся. А мы ожидаем финансовых экспертов из Парижа. Очевидно, он собирается сотрудничать с ними. Разве он не связался с вами?
— Нет. Но так и было условлено: мы связываемся друг с другом только если это остро необходимо. В остальное время мы не знакомы. — Я вынул из кармана конверт и протянул его Лакроссу.
— Что это? — удивленно поднял он брови.
— Образцы почерков, которые вы просили меня раздобыть.
— Ого, вам удалось заполучить их все? Прекрасно. Я сейчас же передам их нашим графологам.
— Что с вами?
— У моей младшенькой корь.
— Все дети болеют корью, — уверенно заявил я.
— Но эта болезнь весьма коварная, — глухо откликнулся Лакросс.
— Он очень любит свое семейство, — заметил Руссель. — Правда, Луи?
Тот только молча кивнул.
— А вы? — спросил я комиссара полиции.
— А у меня нет семьи. Я живу бобылем. Пожалуй, так лучше всего. Видите ли, если я никого не люблю, то мне не придется переживать полосу несчастья, — сказал Руссель.
— Но также и полосу счастья, — вставил я.
— Полоса счастья коротка, — возразил комиссар. — Иногда, если уж очень захочется, я могу себе кое-что внушить. Но сам-то знаю, что все это — результат самовнушения, и не очень-то грущу, когда мираж рассеивается. Кстати, и я, и мои люди будем здесь, пока не выяснятся обстоятельства убийства Виаля. Наша база — Центральный комиссариат.
Рыбацкие сети сверкали на ярком утреннем солнце.
16
В этот день на мне были белые брюки и белая рубашка навыпуск, белые босоножки без задников и кожаная сумка, подаренная Анжелой. Я медленно шел от Старой Гавани вниз по «Круазет» мимо отелей, пока не дошел до белого магазинчика — филиала парижской ювелирной фирмы «Ван Клиф и Арпельс». Я еще вчера, выиграв большую сумму в казино, сразу решил, на что я потрачу эти деньги.
Магазин ван Клифа был небольшой, но в нем был кондиционер, а уж обставлен он был с удивительным вкусом. Навстречу мне тут же вышел молодой человек — намного моложе меня — в белых брюках с поясом из крокодиловой кожи, голубой рубашке и голубых босоножках без задников. Он был очень хорош собой, а улыбка у него была настолько заразительна, что невозможно было удержаться и не ответить ему улыбкой. Такого обаятельного мужчину я просто никогда еще не встречал.
Я сказал ему, что обратил внимание на пару бриллиантовых сережек в витрине. Он вышел вместе со мной из лавки, и я указал ему те, которыми любовалась Анжела, когда мы шли обедать к «Феликсу».
— Вот эти, — сказал я.
Он кивнул, мы вернулись в лавку, и он вынул серьги из витрины. Потом мы представились друг другу. Он был директором местного филиала парижской фирмы «Ван Клиф и Арпельс» и звали его Жан Кемар. Из комнатки в глубине лавки вышла светловолосая женщина. Кемар представил меня ей. Мадам Кемар была так же обаятельна и любезна, как ее супруг. Звали ее Моник.
— Послушайте, мсье Кемар, — сказал я. — Мне бы хотелось знать, не интересовалась ли уже этими серьгами некая дама.
— А если я не имею права вам об этом
— Имеете, имеете, — успокоил я его. — Эта дама — мадам Дельпьер.
— О, мадам Дельпьер! — Значит, ее и здесь знали. Ничего удивительного, подумал я. Весьма возможно, что она именно здесь покупала свои драгоценности или хотя бы часть из них. — Да мсье, мадам Дельпьер однажды вошла к нам и попросила показать ей эти серьги. Они ей чрезвычайно понравились.
— Знаю, — подтвердил я.
— Это те самые серьги — я хочу сказать, та же модель, — какие носила Мартина Кароль, покойная киноактриса, — сказала мадам Кемар.
— Сколько они стоят? — спросил я.
Кемар заглянул в каталог.
— Сто пятнадцать тысяч франков, мсье Лукас.
— Вы иностранец. Если вы вывезете эти серьги из страны и заполните на них декларацию, вы сэкономите на пошлине, а мы сможем продать вам их на двадцать процентов дешевле, — сказала мадам Кемар.
— Я не вывезу их из страны, — сказал я, и голова моя немного закружилась при мысли, какую кучу денег я собираюсь отдать за эти серьги. Но разве эти деньги не подарила мне рулетка? И разве я не выиграл их только потому, что поставил на наше счастливое число — 13?
— Все в порядке, — сказал я.
— Разумеется, вы получите сертификат качества камней и точное описание изделия с фотографией его для страховки. Куда прикажете все это послать?
— В «Мажестик». А серьги я хотел бы взять сейчас же.
Мадам Кемар пошла за коробочкой, чтобы упаковать серьги. А я открыл кожаную сумку и отсчитал Кемару сто пятнадцать тысяч франков. От выигрыша у меня осталось всего сто девятнадцать тысяч. Кемар пересчитал пятисотфранковые банкноты, по десять штук сцепленные тоненькой скрепкой. Мадам Кемар вернулась и протянула мне коробочку. Она была завернута в синюю бумагу, усеянную золотыми звездочками, и запечатана печатью фирмы. Я спрятал коробочку в сумку.
— Мне будет трудно заявить мадам Дельпьер, что серьги уже проданы, — сказал Кемар.
— Я купил их, чтобы ей подарить, — сказал я и подумал — слишком поздно! — что этими словами, вероятно, компрометирую ее.
— Разумеется, я сразу это понял, мсье Лукас. Простите мне мою неловкую шутку, — сказал Кемар.
— Своим подарком вы доставите мадам Дельпьер огромную радость, — сказала его жена.
— Очень бы этого хотелось.
— Благодарим вас за покупку, мсье, — сказал мне на прощанье Кемар, вместе с женой провожая меня до дверей лавки.
— Благодарите здешнее казино, — отшутился я.
На улице все пережитое показалось мне абсолютно нереальным. Напротив «Феликса» я увидел юного художника, почти мальчика, который развешивал свои картины между пальмами. Это был тот самый молодой человек, которому постоянно не везло. Я подошел к нему и дал ему пятьсот франков. Он решил, что я не в своем уме и отказался взять деньги, поскольку я отказался, в свою очередь, купить одну из его картин.
— Да уж возьмите, чего там, — уговаривал я. — Вы сегодня завтракали?