Ответ знает только ветер

Зиммель Йоханнес Марио

— С профсоюзами? — вспыхнула Мелина Тенедос. — Добровольно?

— Успокойся, — одернул ее супруг.

— А чего они хотят? — спросил Джон Килвуд неожиданно ясно и четко.

— Как подчеркнул их председатель, — красавчик Зееберг говорил по-французски без намека на акцент, — профсоюзы считают, что осуществлению их прав на практике угрожают транснациональные компании, манипулирующие огромными капиталами на международном уровне.

— А что — разве можно это делать как-то по-другому? — буркнул Саргантана.

— Дело

не в самих финансовых операциях, — пояснил Зееберг. — Профсоюзы усматривают опасность для себя в том, что эти транснациональные компании не считают себя связанными с какой-либо определенной страной и поэтому уклоняются от любого вида демократического контроля, а также от любой социальной ответственности.

— Но это — дело профсоюзов в каждой отдельно взятой стране, — вставил Фабиани и с улыбкой взглянул на слугу, стоявшего за его спиной с подносом в руках. — Нет, большое спасибо, мне больше не кладите.

Зееберг же продолжал:

— Разумеется, меня никто не заподозрит в том, что я — защитник профсоюзов…

— Зачем же вы тогда их защищаете? — вырвалось у Бианки Фабиани.

— Помолчи, — обронил ее муж.

Я взглянул на Бианку. Платье на ней и вправду было уж слишком декольтировано.

— Я просто сообщаю, — спокойно возразил Зееберг. — Простите, мадам. Но у меня есть кое-какие соображения в связи с этим. Мы живем уже не при капитализме девятнадцатого века. Мир находится на переломе. И профсоюзы пойдут на все. Я боюсь, что победа останется за ними, если нам не удастся с ними договориться.

— Поскольку профсоюзные бонзы все поголовно коррумпированы, — с глупеньким смешком заявила Бианка Фабиани, — сделать это будет нетрудно. После ужина пойдем в казино?

Слуги долили шампанское в наши бокалы. Килвуду налили еще рюмку виски. Пламя свечей слегка колыхалось.

— Само собой, пойдем, Бианка, — сказал Тенедос. — Но профсоюзы вовсе не коррумпированы, ты ошибаешься. А вот Зееберг абсолютно прав: с ними надо договориться.

— Заодно договоритесь и с дьяволом, — ввернул Джон Килвуд.

— Джон, — сердито заметил Торвелл, — вы не только выпивоха, но и глупец. Вы глупы непробиваемо и безнадежно. Неужели нам в самом деле сидеть и ждать, пока не дойдет до того, о чем — с полным основанием — предупреждают профсоюзы?

— Это и есть тот вопрос, который я хотел вам задать, — сказал Зееберг. — Ради этого и стал рассказывать о Сант-Яго. Прошу прощения у дам за эту скучную материю.

— Я ставлю всегда на одни и те же цифры — на ноль и на соседние, справа и слева, а еще на двадцать девять, — заявила на весь стол Бианка Фабиани. Она уже слегка опьянела.

— Завтра на яхте! — шепнула мне Паскаль, перегнувшись через стол. — Вы прелестно смотритесь вместе.

— Паскаль, прошу тебя, прекрати! — вспыхнула Анжела.

Паскаль рассмеялась.

— Анжела зарделась! До

корней волос! Она еще может заливаться краской! Как бы мне хотелось иметь эту способность! Ах, Боже правый, когда я покраснела в последний раз?

Я вновь почувствовал носок анжелиной туфли на своей.

11

Около одиннадцати гости потянулись к выходу. Анжела объяснила мне:

— Мы поедем в «Муниципаль». Это так называемое «Зимнее казино». Оно расположено в западном конце Круазет, у Старой Гавани. Летом, начиная с июня, открывается летнее казино — «Палм-Бич». Оно расположено на другом конце Круазет, после «Порт-Канто».

— В «Муниципале» очень уютно. Там и кормят вполне прилично — в ресторане «Амбассадор». Мсье Марио, хозяин ресторана, просто великолепен, — заявила Бианка Фабиани.

Мы все стояли в холле. Дамы набрасывали на плечи палантины, надевали жакетики из соболя и шиншиллы. Анжела взяла с собой палантин из белой норки. Весело болтая, все направились к машинам. Я стоял, оглядываясь и держа в руке стофранковую банкноту.

— Что вы ищете?

— Мне хотелось оставить немного денег для слуг.

— Положите сюда, вот на эту тарелку, — сказал Клод Трабо и посмотрел на меня долгим взглядом. На тарелке, стоявшей на старинном комодике, уже лежало несколько купюр. Я положил туда же и мою.

— Вы — первый, — заметил Трабо.

— В каком смысле?

— Первый, кто оставляет чаевые для слуг. Остальные купюры положил я сам, чтобы сохранить лицо перед слугами.

— Вы хотите сказать, что ни один из этих миллиардеров не…

— Ни один. Потому они, наверное, и стали миллиардерами. Один из тех, кто сегодня был у нас в гостях, — я не могу назвать его имени, — так часто бывал у нас, причем ни разу не счел нужным дать немного денег слугам, что однажды вечером Паскаль сказала ему: «Слуги уже судачат по вашему адресу. Поэтому я дала им пятьдесят франков и сказала, что это от вас». После чего наш гость вышел из себя и заорал: «Пятьдесят? Надо было дать им сто, Паскаль! А теперь они скажут, что я скуп!» — Мы оба засмеялись. — Сто, — сказал он, — ровно столько, сколько дали вы. Это слишком много. Другие-то вообще ничего не платят. Никогда не быть вам богатым, — заключил Трабо.

— Боюсь, что вы правы, — кивнул я.

— Но, надеюсь, счастливым вы будете, — добавил Клод Трабо.

Я подошел к Анжеле, и мы вышли на воздух. Шоферы распахнули дверцы «роллс-ройса», двенадцатицилиндрового «ягуара» и «мерседеса-600». Гости Трабо расселись по машинам. Место стоянки и вся дорога к воротам из парка были освещены фонарями, скрытыми в кустах.

Анжела сказала:

— Практически в Каннах больше некуда пойти, кроме как в казино. Нет других приличных заведений, только ночные клубы для молодежи.