Ответный удар [= Последний из бессмертных]

Ливадный Андрей Львович

— Флора, скажи, а меня ты не подозреваешь?

Она вздрогнула, потом нашла в себе силы улыбнуться краешком губ.

— Нет.

— Почему?

— Невидимость лишь одна из способностей Теней. Нас считают детьми природы, потому что мы можем распознавать жизненные энергии, способны отдавать часть собственных жизненных сил, чтобы излечить другого человека, и еще мы умеем читать ауру, окружающую живое существо чувствовать не мысли, но намерения, как бы выразиться яснее…

— Чувствуете психоэмоциональный фон?

— Да. — Кивнула

Флора. — Если бы ты побывал в городе, то не сумел бы скрыть от меня своей враждебности, ведь те, за кем я гналась, оставили четкий след убийц, которым чужды понятия жалости, для которых жизнь человека — ничто. Ты — как будто их противоположность.

— Не смотря на то, что я убивал? Буквально несколько часов назад?

— Ты защищал меня и защищался сам. — Флора подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза. — Мы знакомы едва ли час, а мне кажется, будто знаю тебя целую вечность. — Она вдруг вздохнула. — Тебе будет трудно в городе. Придется учиться скрывать свои мысли.

— Зачем?

— Эмгланы умеют читать мысли других людей.

— Телепаты? Среди вас есть телепаты?!

— Мне незнакомо названное тобой слово. Мы называем Эмгланами тех, кто в результате мутаций получил способность читать мысли других людей, если конечно они не скрыты специально тренируемым усилием воли.

Таманцев был ошеломлен той информацией, что обрушилась на него за период их недолгой беседы.

Почему Флора так откровенна с ним?

— Ты не выдаешь мне тайн, не пожалеешь потом о сказанном? — Осторожно осведомился он.

— Нет. Ты и сам все увидишь, почувствуешь, когда окажешься в городе. В моих словах нет секретов.

Иван задумался. Он ощущал Флору, двойственность восприятия все еще настораживала его, но после пережитого в момент схватки с метморфами стресса, восприятие жизненной энергии сидящей рядом женщины казалось приятным, успокаивающим, хотя в исходящих от нее эманациях проскальзывали нотки холода, как будто она вспоминала что-то неприятное, едва ли не омерзительное, но как он мог поручиться за истинность своего нового мироощущения, когда опыта — чуть, а явление, с которым он столкнулся не просто незаурядно, — оно выходило за рамки его знаний и представлений о возможностях человеческого рассудка.

Таманцева словно раздирало на части: он пытался прислушаться к себе, вбирал ощущения исходящие от Флоры и одновременно не мог отбросить мысли о таинственных лазутчиках, проникших, по словам Шодан, в город.

Все признаки указывали на современную экипировку неведомых бойцов. В совпадения Таманцев не верил, раз уж тут, впервые за полтора тысячелетия изоляции колонии появились люди, экипированные по стандарту современных десантных подразделений, значит, они пришли по его следу.

Кто? Пилоты ганианских истребителей, бросившиеся на перехват? Сомнительно… Не те нервы, чтобы погружаться в гипесрферу вслед за «Фантомом», совершающим явный «слепой рывок».

Однако иных объяснений в голову не приходило.

Таманцев

чувствовал, — одним происшествием дело не окончится. Интуиция редко подводила галакткапитана, но сейчас вокруг каждого факта собиралось столько «если», что делать однозначные выводы он бы не взялся.

— Флора, скажи, а раньше появления чужих людей случались?

— Людей — нет. — Она прекрасно поняла, что подразумевает вопрос Ивана. — Были случаи, когда из леса приходили изменившиеся — потомки тех колонистов что потеряли рассудок, превратившись в подобие зверей.

— Дети, сумевшие развиться самостоятельно, осознать себя?

— Приблизительно так. — Кивнула Флора. — Они не умели разговаривать, но демонстрировали признаки интеллекта. К сожалению, я не могу рассказать тебе большего — мне было всего лет сорок, когда такое произошло в последний раз. Смутно помню то время.

Иван с нескрываемым интересом взглянул на нее.

— Извини, женщин не принято спрашивать о возрасте, но ты не оговорилась сейчас? Может, тебе было года четыре?

— Нет, не оговорилась. — Флора отреагировала спокойно, — появление детей в колонии большая редкость. Я одна из последних, родившихся тут, на Роке.

— И сколько тебе лет?

— Триста два года. — Она улыбнулась, просто и тепло, без кокетства. — Я понимаю, что могу показаться тебе наивной девчонкой… — Флора осеклась, заметив выражение лица Таманцева. — Подожди, я что-то не понимаю. Почему тебя шокировал мой возраст?

Иван попал в непростую ситуацию.

Что ответить? Сказать правду? Но как она отреагирует, если триста лет в понятии обитателей Рока — еще не зрелость?

Нет, врать не буду. В конце концов, она должна понять, что долголетие жителей Рока, по-видимому, вызвано таинственными мутациями, а на остальных мирах Обитаемой Галактики срок жизни человека совершенно другой.

— Иван что тебя так поразило в моих словах? — Настойчиво переспросила Флора.

— Мне сейчас тридцать семь лет. — Ответил Таманцев.

Она побледнела, потом ее щеки почему-то залил румянец.

— Ты ребенок?!

— Нет. По меркам своего мира я взрослый мужчина. Или тебе никто не говорил, сколько лет жили наши предки на планете Земля?

— Нет. Я никогда не спрашивала об этом…

— Сто-сто пятьдесят лет. Сейчас срок жизни в развитых мирах постепенно поднимается до двухсотлетней планки. Но названная мной цифра — уже глубокая старость.

— Не понимаю… — Лицо Флоры отражало растерянность. — Что такое «старость»?

Иван заставил себя успокоиться, подкинул веток в почти погасший костер и произнес:

— Сейчас попробую объяснить.

* * *

Они разговаривали почти до утра.

Только с бледными сумерками наступающего рассвета Флора, обессиленная борьбой с полученными травмами, уснула, доверчиво прижавшись к Ивану, тепло костра, и тепло его души согревали ее, позволяя уснуть глубоко, безмятежно.