Ответный удар
Шрифт:
Сорокин уже распаковывал твердомер «Бринелль», протирая металлические части промасленной ветошью:
— Посмотрите, Николай Александрович, шкала до трехсот единиц. Можно будет точно замерять твердость поверхностного слоя брони.
— А вот здесь, — Величковский указал на массивный прибор в углу, — будет установка для испытания на излом. Малая, конечно, но для лабораторных образцов хватит.
Я обошел помещение. Постепенно голые стены подвала превращались в настоящую исследовательскую лабораторию. В одном
— Как думаете, профессор, когда сможем начать?
Величковский снял пенсне, протер стекла батистовым платком:
— Дня три на монтаж и настройку приборов. Еще день на калибровку… — он прищурился. — К концу недели должны запустить. Только вот освещение тут слабенькое.
— Будет освещение, — я кивнул на ящики в углу. — Специальные лампы из Германии, как вы просили. И реостаты для плавной регулировки.
За стеной раздался условный стук, сигнал от наблюдателя. Степан мгновенно погасил фонарь.
— Обход, — шепнул он. — Сторож идет вдоль забора.
Мы замерли в темноте. Через несколько минут снаружи послышались удаляющиеся шаги. Степан снова зажег фонарь.
— Нужно спешить, — Величковский взглянул на карманные часы. — Скоро рассвет, а нам еще монтировать оптическую скамью для калибровки спектрометра.
Сорокин уже раскладывал на столе чертежи, размечая места установки приборов:
— Вот здесь разместим металлографическую лабораторию. Тут — участок механических испытаний. В этом углу — химический анализ.
Я смотрел на этих людей, умудренного опытом профессора, молодого увлеченного инженера, преданного Степана, и дивился, с каким энтузиазмом они работают в темном подвале. Теперь у нас есть все для создания новой брони. Оставалось только правильно использовать эти возможности.
— Ну что ж, — Величковский решительно одернул пиджак. — За работу, господа. Точнее, товарищи, — поправился он с легкой улыбкой. — Наука не терпит промедления.
К утру основное оборудование было расставлено. Оставалось настроить приборы и можно начинать исследования.
Вот только когда я прибыл сюда в очередной раз, то застал печальную картину.
В тусклом свете специальных ламп металлографический микроскоп «Цейс» поблескивал начищенной латунью. Величковский, склонившись над окуляром, рассматривал очередной шлиф.
— Опять не то, — он устало снял пенсне. — Структура неоднородная, видны крупные карбиды. Такая броня будет хрупкой.
Сорокин хмуро разглядывал результаты испытаний:
— И по твердости не выходим на нужные показатели. Максимум двести восемьдесят единиц по Бринеллю, а нам нужно минимум триста двадцать.
Я походил немного рядом, дал пару советов и уехал. Через пару дней вернулся поздно вечером. Остался уже надолго.
Второй
— Снова трещины! — Сорокин в сердцах отбросил образец. — Уже пятая плавка, а результат тот же.
Величковский склонился над микроскопом:
— Структура нестабильная. Видите эти игольчатые включения? При ударе они станут концентраторами напряжений. Броня рассыплется.
Я подошел к доске с записями:
— Давайте пересмотрим режим охлаждения. Может быть…
Грохот прервал мои слова, на испытательном стенде лопнул очередной образец. Осколки брони разлетелись по защитной камере.
— Вот вам и эксперимент, — мрачно произнес Сорокин, разглядывая изломы. — Хрупкое разрушение. Как я и предполагал.
— Попробуем другой состав, — Величковский быстро писал в лабораторном журнале. — Увеличим содержание марганца, снизим углерод…
Спустя пару дней другой визит.
Тут как раз проходила новая плавка. Раскаленный металл льется в форму. Три часа термообработки.
— Твердость выше, — констатировал Сорокин у твердомера. — Но посмотрите на излом. Не годится.
В ярком свете ламп поверхность разлома блестела крупными кристаллами.
— Черт! — профессор в сердцах стукнул кулаком по столу. — Перегрев при закалке. Зерно выросло до недопустимых размеров. Эта броня не удержит даже простой бронебойный снаряд.
Я наблюдал за их работой, выжидая момент. Нужно, чтобы они сами прочувствовали все тупики традиционного подхода.
Снова плавка. Снова термообработка. Снова неудача.
— Не понимаю, — Сорокин устало опустился на табурет. — Вроде все делаем правильно, по науке. А результат… — он махнул рукой на груду неудачных образцов.
Величковский задумчиво протирал пенсне:
— Возможно, мы идем неверным путем. Пытаемся улучшить существующую технологию, вместо того чтобы найти совершенно новую идею.
И тут я понял — момент настал. В это время я расхаживал по лаборатории, делая вид, что погружен в размышления. На самом деле в голове выстраивалась четкая картина, знания из будущего складывались в конкретную технологию.
— А что если… — я резко остановился. — Что если сделать броню трехслойной?
Величковский поднял глаза:
— Трехслойной? Но это же…
— Слушайте! — я схватил мел и начал быстро писать на грифельной доске. — Внешний слой — высоколегированная сталь. Хром — три процента, никель — два, молибден — один. И добавить ванадий, совсем немного, для измельчения зерна.
Сорокин лихорадочно записывал в блокнот:
— А средний слой?
— Средний делаем вязким, на основе марганцовистой стали. Он будет гасить энергию удара. А внутренний… — я на мгновение как будто задумался, — внутренний снова высокопрочный, но с добавкой титана.