Овладей мной
Шрифт:
Мой взгляд скользит по всем его травмам: порез на левом предплечье, колотая рана на правой руке и вся кровь на лице. Похоже, у него сломан нос.
Хотелось бы мне привести его в порядок.
Мой взгляд устремляется к двери, и я разрываюсь на две части. Что, если я попрошу аптечку первой помощи, а они будут пытать нас еще?
Что бы сделал Алек?
Он бы дал им отпор.
Поднявшись на ноги, я делаю глубокий вдох и иду к двери. Мои внутренности начинают дрожать от страха, но, зная, что я долго не протяну, если Алек заболеет
— Эй! Откройте дверь.
Услышав шаги, быстро отступаю назад и молюсь Богу, чтобы я не совершила огромную ошибку.
Дарио распахивает дверь.
— Какого хрена тебе нужно?
Мне требуется больше сил, чем у меня есть, чтобы сказать:
— Мне нужна аптечка первой помощи, чтобы я могла позаботиться о своем парне, — набравшись храбрости, я добавляю: — И немного еды. Мы целый день ничего не ели.
Его бровь приподнимается, затем он усмехается:
— Что-нибудь еще, principessa?
Я нервно сглатываю.
— Нет.
Дверь захлопывается и снова запирается. Чувствуя пустоту и безнадежность, я возвращаюсь к Алеку и сажусь рядом с ним. На мне кожаный пиджак и шелковая блузка. Ни то, ни другое нельзя использовать для промывания ран Алека.
На мгновение я задерживаю взгляд на его рубашке и чуть не выпрыгиваю из собственной кожи, когда дверь внезапно распахивается. В меня швыряют сумку с туалетными принадлежностями, после чего дверь снова закрывается.
Я пододвигаюсь ближе и расстегиваю молнию на сумке, а моем лице расплывается улыбка, когда я вижу антисептический лосьон и бинты.
По крайней мере, это хоть что-то.
Не желая тратить впустую имеющиеся у нас скудные припасы, я не стала промывать раны Алека и вместо этого просто смазываю антисептическим лосьоном подсыхающую кровь, а затем перевязываю его предплечье и правую кисть.
Алек начинает шевелиться, и когда я подтягиваю уголок бинта, чтобы он оставался на месте, его глаза открываются и фокусируются на мне.
Он смотрит на меня несколько секунд, затем спрашивает:
— Что ты делаешь?
Когда он пытается сесть, я хватаю его за правую руку и помогаю. Его взгляд скользит по бинтам, а затем останавливается на мне.
— Я не хотела, чтобы ты подхватил инфекцию, — объясняю я.
Его взгляд опускается на мою правую руку.
— А как насчет твоего мизинца?
— Бинты слишком большие.
Впервые его черты лица напрягаются. Это гнев?
Алек хватает сумку, открывает ее, достает антисептический лосьон и бросает мне на колени.
— Нанеси немного.
Намазывая мизинец, я стараюсь не показывать, как это больно, потому что Алеку, должно быть, намного больнее, чем мне.
Как только я кладу лосьон обратно в сумку, Алек зажимает нос, и до меня доносится треск.
— Боже, — вскрикиваю я, глядя на мужчину так, словно он сошел с ума.
— Что? — ворчит он, пока из его носа течет кровь. Ничуть не смущаясь,
Я качаю головой и наполовину с благоговением, наполовину в ужасе спрашиваю:
— Как ты это делаешь?
— Что?
— Как тебе может быть все равно? Они только что выбили из тебя все дерьмо и вонзили нож в твою руку, а ты все еще спокоен.
Алек мгновение смотрит на меня, затем говорит:
— Меня так воспитали. Я готовился к чему-то подобному с самого рождения.
Но как?
Я недоверчиво качаю головой.
— Как можно подготовиться к такому кошмару?
Он пожимает плечами, затем отвечает:
— Так же, как ты готовишься к нормальной жизни. Каждый день меня учили, как быть солдатом Братвы.
Я наклоняюсь ближе к нему, даже не осознавая этого.
— Итак, пока меня учили ‘нормальным’ вещам, чему научился ты?
Алек отодвигается назад, чтобы прислониться к стене, и, подтянув колени, кладет на них запястья.
— Я научился драться и стрелять. — Его глаза блуждают по моему лицу. — И как пытать кого-то. В следующем году я отправлюсь в место, где научусь всему, что мне нужно знать, чтобы быть полезным Братве.
— А Братва — это как мафия? Боссы мафии, наркотики, оружие? Все плохое?
Он кивает.
— Да, все плохое.
Ого. Такое ощущение, что меня забросили в мир, где все противоположно тому, что я знала всю свою жизнь.
— И тебя это устраивает? — Я тяжело сглатываю, в горле пересохло от нехватки воды. — Разве ты не хочешь быть кем-то еще, кроме преступника?
Алек на мгновение задумывается, затем говорит:
— Я не считаю это преступлением. Я принадлежу к семье Братвы, где мы убиваем друг за друга.
Уголок его рта приподнимается, и при виде улыбки на его привлекательном лице мое сердце замирает.
— Глава братвы, Виктор Ветров, — хороший человек. Надеюсь, что смогу стать хотя бы наполовину таким, как он. — Алек снова переводит взгляд на меня. — А еще есть Алексей Козлов, крестный отец Виктора. Этот человек — легенда и мой герой. — Серьезное выражение затемняет его карие радужки. — Для меня было бы честью умереть за них. — Наклонив голову, он спрашивает: — А что у тебя есть такого, за что стоит умереть?
Ничего.
Я двигаюсь, пока не оказываюсь рядом с Алеком, и тоже прислоняюсь спиной к стене.
Долгое время в комнате царит тишина, после чего я говорю:
— Спасибо, что сказал все эти вещи о нас, чтобы они не убили меня. — Я поворачиваю голову и смотрю на Алека. — И спасибо тебе за то, что принял побои за меня.
Он поднимает забинтованную руку.
— Спасибо, что подлатала меня.
— Это меньшее, что я могла сделать, — шепчу я.
Когда его глаза встречаются с моими, я спрашиваю: