Овод
Шрифт:
– Конечно, Майечка.
– Больше позвонить не смогу. Жди меня в указанном месте. Пожалуйста, Тим, – шмыгаю носом, – приезжай за мной.
– Слово даю. – Его голос становится твёрже, убеждая в исполнении обещанного. – Я буду. До встречи.
Завершаю вызов, разбираю телефон и бросаю в пакет, словно не прикасалась к нему. Овод заверил, что из-за моего звонка нас выследила полиция, но теперь я в это не верю. Может, они работают на блондина, а спектакль на трассе был спланирован?
Умываюсь, натягиваю одежду, успев заправить постель и отключить приборы, хватаю пакет и, закрыв квартиру, спешу вниз.
Занимаю место сзади, понимая, что вчерашняя привилегия сидеть впереди больше не работает. Да мне это и не нужно. Не дают покоя слова Овода, сказанные полчаса назад, и моя участь, если Тим не успеет.
– Другая машина? – всё же интересуюсь, отметив стерильность и отсутствие посторонних запахов.
– Да. Предыдущая в отметинах от пуль, которые могут вызвать вопросы. Да и ароматы там не очень, – морщится, намекая, что причиной их появления являюсь я. – Вода, – протягивает бутылку, – несладкая, негазированная. Чем меньше остановок, тем быстрее доберёмся до места. Теперь моё время ограничено, потому что я взял заказ.
– С нами ещё кто-то поедет? – Блондин вопросительно смотрит. – Ты сам сказал, что перевозишь только людей.
– Обстоятельства вынуждают сделать исключение. Только доставка пакета. Мне и одного пассажира достаточно, – ухмыляется, окидывая колючим взглядом. – Ты одна за троих.
– Когда мы будем в Тольятти?
– Вечером.
– А точнее? – не унимаюсь, стремлюсь узнать наступление момента истины.
– До темноты.
Лишь киваю, забиваясь вглубь сиденья и поджав ноги. Серые клеточки приходят в движение, анализируя и вырабатывая стратегию на случай, если Тим не успеет. Старое кладбище огромно, и, если рвануть вглубь, можно затеряться среди надгробий и деревьев, которыми засажена территория. Овод потратит вечность, чтобы проверить всё. Приняв решение сбежать при отсутствии иных вариантов, немного успокаиваюсь и перестаю дрожать под натиском ледяной голубизны, вылавливающей меня в зеркале заднего вида.
– Сегодня ты молчалива.
– Вчерашний урок усвоила. Держу рот закрытым. Иначе могу нарваться на пулю.
– Повторю: к убийству я прибегаю в крайнем случае, когда исчерпаны все варианты выбраться без физического устранения оппонента.
Его слова не вяжутся с тем, что я слышала совсем недавно.
– Сколько людей ты убил? – Отчего-то кажется, что по названной цифре, я сразу пойму, насколько Овод кровожаден.
– Около десяти, – мгновенный ответ, вероятно, заготовленный заранее.
– Среди них были женщины?
– Нет.
Значит, сегодня в этом списке появится первая. Не хочу, чтобы отсчёт начался с меня, но слова Овода были предельно ясны. Он получит обещанное, а возможно, и всё, а затем избавится от меня. Именно поэтому запретил звонить Тимуру, обосновав это отслеживанием. На самом же деле избавлялся от возможного конкурента за куш, который мечтает отхватить.
– Ты из бедной семьи? – Хочу понять, что заставило его согласиться на моё предложение.
– С чего ты взяла?
– Ты ведь согласился мне помочь ради выгоды. Деньги – основная, и, думаю, единственная мотивация. Вряд ли рванул бы в Тольятти после простого «пожалуйста».
– Ну это смотря, как просить,
– Так бывает?
– А то, – почёсывает затылок, – если бы ты знала моего папашу, поняла бы, о чём говорю.
– Он тебя обижал?
– Нет. Если кратко: моя ситуация подобна твоей. Так что я очень хорошо понимаю, как себя чувствует тот, кого одним махом отодвинули на второй план, забыв, как о старой надоевшей игрушке.
– Твой отец женился второй раз?
– В точку, – щёлкает пальцами.
– А мама? Они развелись?
– Можно и так сказать.
Даже боюсь предположить, что подразумевает неоднозначная фраза Овода, и всё-таки уточняю:
– Он её убил?
Молчит, отвернувшись и решая, стоит ли откровенничать со случайной попутчицей. Но, если всё же имеет намерение избавиться от меня, бояться ему нечего.
– Мама влюбилась. Так бывает: один взгляд – и ты утонул в человеке. По крайней мере, так она объяснила отцу. Не стала скрывать своё увлечение, прятаться по отелям и съёмным хатам. Решила, что так будет честно. Отец честность не оценил… – Передёргивает плечами. Ему неприятно вспоминать об этой странице истории своей семьи. – Закрыл, приставил охрану, забрал документы. Изолировал. Мама сбежала, а её спутник помог свалить за границу. Конец истории.
– А ты? – придвигаюсь, обхватив спинку сиденья и ожидая окончания истории.
– А я остался. С отцом.
– Почему она тебя не взяла?
– Не могла. На тот момент её единственной целью было сбежать. Обо мне она не думала. Была уверена, что отец родному сыну даст всё.
– Он дал?
– Ага, дал, а потом догнал и ещё раз дал. – Овод с грустью ухмыляется. – Несколько лет после её побега впаривал, какая она сука, бросившая своего ребёнка ради члена. Это потом я узнал, что она пыталась связаться со мной и даже приезжала, вот только папаша сделал вид, что её не знает. Учился я в специализированном учреждении закрытого типа. Нечто среднее между военным училищем и лицеем, как у тебя. Домой приезжал три раза в год. Можно было и чаще, но отец не горел желанием проводить со мной время.
– А новая жена?
– Появилась быстро, через полгода после побега матери. Родила ему сына. Брат стал любимой игрушкой, на которую возлагалось много надежд.
– Что делал потом?
– Окончил лицей, пошёл в армию. В какой-то момент даже хотел сделать военную карьеру, но папаша притащил за уши в свою фирму и усадил в офисное кресло.
Не представляю Овода руководителем в костюме и галстуке, но, может, внешность обманчива. Насколько я понимаю, он образован и неглуп, хотя и старается выглядеть примитивным.
– Ты был боссом?
– Почти два года, пока не стало тошнить от всех этих вылизанных пидоров, перебирающих бумажки. Решил свалить и заняться чем-то другим. Родитель не стал мешать, но пнул под зад без копейки и сказал выползать самому.
– Наши истории похожи, но в моём случае мама умерла, а папа меня очень любил. Влада постаралась сделать всё, чтобы наше с отцом общение сократилось до минимума. Приезжала я редко, но мы часто созванивались, болтали и вспоминали маму. И на моё содержание он не скупился.