Озарение Нострадамуса
Шрифт:
— Нет, совсем иное. Понимаешь, по всему наклонному ее пути поставить электромагниты, которые она, поднимаясь, сама будет перед собой включать, а те — ее подтягивать все выше и выше.
— Ну, брат, и загнул! Всех насмешить хочешь? Да ей будет легче сорваться с рельсового пути над колошниками и в небо полететь, чем плавно, неизвестно как, спуститься.
Званцев нахмурился, морща лоб. Конечно, он поторопился выложить сырую идею Поддьякову, ладно хоть ему одному.
— А у тебя что, ночная плавка?
— Детали для Магнитостроя. Ты что, забыл?
— Ну, молодец,
— Слушаю, товарищ начальник! — шутливо вытянувшись, возгласил Поддьяков и направился в свою литейную.
А Званцев задумался над его словами. «Сорвется и полетит в небо?» Может быть, не вагонетку так разгонять надо, а снаряд, и дать ему такую скорость, чтобы… чтобы он куда хочешь полетел! Ведь переключение магнитов можно делать со световой скоростью.
И скиповый подъемник в его воображении превратился в электрическое орудие, какого еще не было.
У вагонетки пришлось сменить нижние оси и колеса. Трос заменили на новый, и Званцев, ликвидировав аварию, пошел домой, думая о фантастической электропушке.
В квартиру он вошел, когда уже светало, и в передней запнулся о вынесенные туда чемоданы. Жена Ванда Казимировна, гордо сохранившая свою шляхетскую фамилию Пшешинской, стояла в дверях комнаты, подбоченясь.
— Изволь позвонить на конный двор и вызвать мне подводу, чтобы отвезти меня с вещами на вокзал этой паршивой узкоколейки.
— Что такое? Куда ты собралась? — поразился Званцев.
— Хватит, Саша, этих ночных донжуанских отлучек! Я уезжаю из Белорецка совсем и оставляю тебя свободным для этих женских голосов, которые поднимают тебя по ночам, ожидая в теплой постели.
— Послушай, Ванда! Что ты говоришь? Меня разыскивала телефонистка, чтобы я пришел к домне.
— Боже! Оказывается, она телефонисточка, да еще с таким вульгарным именем. Домнутка! Что бы сказала моя мать, выйдя в Смольном из института благородных девиц? Нечего сказать — славно развлекается ее зятек! Недаром она меня отговаривала, чтобы я не путалась с купеческим сынком.
— Оставь. Ты не на заседании комиссии по чистке, где меня все же не исключили за непролетарское происхождение по доносу твоего приятеля Пашки Золотарева.
— Ну как же! Профессора заступились! Необычайные академические успехи. За один год два курса!
Званцев тщетно пробовал увещевать жену, но, взбешенная, уязвленная, как нелепо придумала в своей дворянской гордости, она все-таки уехала. Званцев провожать ее не стал.
Он до глубины души был возмущен этой надуманной и неумной сценой.
Ванда была на семь лет старше Званцева и потребовала замужества, заподозрив беременность. Он счел своим долгом жениться. Но жизнь их не ладилась. Ванда гордилась своим происхождением от польских революционеров, сосланных в Сибирь за восстание 1863 года, считая Званцева низкородным мужланом, даже не имевшим среднего образования из-за превращения в 1916 году реального училища, где он учился, в госпиталь. В институт он поступил экстерном, условно принятый вольнослушателем. Тогда-то он и закончил два курса за один год. Она имела золотую медаль за
Званцев остался один и сел за стол чертить придуманную им электропушку. Когда заводской гудок прогудел в шесть часов утра, призывая рабочих на первую смену, Званцев отправился в модельный цех просить знакомого мастера сделать ему деревянную трубку с несколькими ребрами, между которыми можно намотать электрические катушки. Внутри трубки должен двигаться железный снарядик, им самим выточенный в механическом цехе на токарном станке.
Понимая, что он придумал военное изобретение, Званцев старался все по возможности делать сам, а когда его детище было готово, в одиночестве испробовал его дома. Снарядик перелетал через открытую дверь из одной комнаты в другую. И когда после бесчисленных доработок тот не только перелетел через открытую дверь, но и, стукнувшись в стену, отбил от нее кусок штукатурки, Званцев был вне себя от радости и пустился плясать по пустой квартире.
Вошедший без стука Коля Поддьяков решил, что Званцев сошел с ума.
— Что? Холост, пьем, гуляем? — со смехом спросил он.
Званцев не стал распространяться о причине своего веселья. Еще Коля его опять на смех поднимет, да и изобретение секретное.
— Я к тебе по приказу Чанышева. Просил передать, чтобы ты собирался. Он в Москву вылетает, а тебе нужно следом за ним. Отлитые у меня детали доставишь на Магнитострой автоколонной, а оттуда самолетом сначала до Челябинска, а потом — в Москву.
— По поводу реконструкции завода?
— Да. Чанышев крепко завернул, и ты ему нужен. А что он за человек, сам знаешь.
Званцев за год работы на заводе хорошо узнал Садыка Митхатовича, заместителя директора, человека с непостижимой памятью, который в юности выучил Коран наизусть, не зная арабского языка, и обладал железной волей и такой же педантичностью в работе, все помня и делая сам свое дело с точностью автомата и безжалостно спрашивая с других. Званцева он ценил и именно его выбрал себе в помощь для защиты проекта реконструкции завода.
Придя на завод, Званцев Чанышева не застал и только получил документы и деньги для немедленной поездки в Москву.
Отлитые для Магнитки детали грузили около литейной Поддьякова, и Званцев с чемоданчиком устроился в грузовике, шедшем во главе колонны.
В Магнитогорске Званцева поразили громады уходящих в небо сооружений будущих доменных печей, которые он представил себе гигантскими электрическими орудиями, нацеленными в небо и способными перебросить снаряды через океан. На этих сооружениях виднелась огромная надпись — своеобразный «обратный календарь», извещающий, что до пуска первой доменной печи осталось 227 дней.