Ожившая сказка

Пиколт Джоди Линн

— Эдгар? — прошептала она.

При звуке её голоса его глаза распахнулись.

Он повернулся к Джулс.

И прошёл мимо неё.

Он смотрел прямо на меня, словно в комнате больше никого не было, и хитро улыбался. Я знала эту улыбку; в эту улыбку я и влюбилась. A потом Оливер заключил меня в объятия и поцеловал.

ЭДГАР

Я желаю прожить жизнь с человеком, которого люблю больше всего на свете.

Внезапный сильный

порыв ветра сдул волосы с моего лба, и всё вокруг почернело. Голова застучала, а окруживший меня со всех сторон свет был настолько ярким, что я прищурился, не в силах что-либо разглядеть.

Я почувствовал, как кто-то коснулся моей спины.

— Эдгар?

Я повернулся, вглядываясь в лицо врача. Доктор опустила маску, и я увидел свою маму.

Я поднял взгляд: мы были на пляже Долго и счастливо. Нас окружили полукольцом все персонажи книги. Вытянув шею, я заметил переплетённые между собой хвосты букв.

Mама ахнула и отступила.

— Я… я что, умерла?

— Нет, — воскликнул я, обнимая её. — Нет. Ты живее всех живых. — Я широко и радостно улыбнулся остальным через её плечо: — Сработало! — крикнул я, и слова фейерверком разорвались в воздухе. — В самом деле сработало!

Крик подхватил ликующий хор голосов. Однако моя мама испугалась. Она заметалась туда-сюда, будто в ловушке; её глаза расширились, едва она увидела странно плоское, двумерное нутро книжки; она слегка подскакивала всякий раз, когда кто-нибудь из персонажей подавал голос. Мама крепко сжала мою руку.

— Где мы? — прошептала она.

Я взял её за плечо.

— Всё нормально, мам. Я уже был здесь раньше. И ты тоже. Ты написала эту сказку.

Она покачала головой.

— Неправда…Этого не может быть…

Рапскуллио поспешно шагнул к нам. Он взял мою маму за руку, упал на одно колено и склонил голову.

— Ваше величество. Это большая честь и радость наконец-то встретиться с вами.

Капитан Крэбб подошёл следующим и поцеловал её руку.

— Я клянусь вам в своей вечной верности, — пообещал он.

Хамфри бегал вокруг моей мамы кругами и лизал её колени.

— Ты вкусно пахнешь, — сказал он, и она изумилась.

— Ты… ты говоришь?

— Да, — ответил пёс. — Я знаю много слов. Картошка. Tермос. Карандаш. Коммунизм.

— Это… потрясающе, — произнесла мама. Чулок робко бросил к её ногам маргаритку. Она потрепала его гриву, и её лицо озарила улыбка. — Ты всегда был моим любимчиком.

— Я знал это, — ответил Чулок и скакнул в сторону.

Oрвилл первым заключил маму в объятия.

— Добро пожаловать домой, моя дорогая, — сказал он.

Один за другим остальные герои выступали вперёд и представлялись. Феи порхали около маминого лица; русалки взмахивали и плескали хвостами; тролли продемонстрировали построенный в её честь замок из песка. Даже Пиро, паривший в облаках, вывел в небе её имя, словно воздушным пером.

— Не хочу говорить, что я говорил тебе, — пробормотал я. —

Но я говорил тебе.

Mама взглянула на меня и покачала головой.

— Мне всё это снится. Я, должно быть, сплю.

— Вроде того, — ответил я. — Ты привыкнешь к здешним странностям. Например, к тому, что можно высоко-высоко прыгать и быстро-быстро бегать, есть всё что угодно и никогда не толстеть. Или к тому, как можно переходить от страницы к странице. Всё может казаться сном… но это наша новая реальность.

Мама придумала историю ради меня, много лет назад, когда я боялся смерти. В этот раз я сделаю то же для неё.

— Пойдём, — произнёс я, беря маму за руку. — Здесь есть на что посмотреть.

Я видел, что она по-прежнему думала, что вот-вот должна проснуться. Я видел, что она не верила собственным глазам. Mожет, маме потребуется некоторое время.

При этой мысли я невольно улыбнулся. Потому что здесь именно времени у нас было в достатке.

???

Замок был таким же, каким я его помнил: великолепный, роскошный, величественный. Я наблюдал за тем, как моя мама, войдя в главный зал, разглядывала сводчатые потолки и замысловатые гобелены, иногда касаясь рукой какой-нибудь мраморной статуи или висевшего на стене меча. Я привёл её в одну из башен, в покои королевы Морин, и раскрыл двустворчатые двери, ведущие в круглую комнату с большой резной кроватью с балдахином, массивным камином и гигантским шкафом, заполненным чудесными шёлковыми и атласными платьями, вышитыми золотыми нитями.

— Ну? — робко поинтересовался я. — Тебе нравится?

— Он прекрасен, — ответила мама. — Жду не дождусь, когда проснусь и расскажу тебе о нём.

Я вздохнул.

— Ты не спишь, мам. Ты здесь по-настоящему. Мы здесь по-настоящему. Навсегда.

Стоявшие на каминной полке золотые часы из тонкого фарфора, инкрустированные рубинами, изумрудами и сапфирами, подали голос. Глаза моей мамы метнулись к их циферблату, и она начала рыться в карманах халата, который по-прежнему был на ней.

— Надо принять таблетки, — сказала она, но, конечно, никаких таблеток уже не обнаружилось. Они исчезли при перемещении.

Mама обыскала оставшиеся карманы.

— Должно быть, они выпали на том пляже, — предположила она. — Нам надо возвращаться.

— Нет, не надо. Тебе не нужны здесь эти таблетки. Тебе они вообще больше не нужны.

— Эдгар, ты должен принять тот факт, что я больна. Этого не хочешь ты, этого не хочу я, но нам необходимо смириться с болезнью. Процесс будет проходить намного легче, если мои припадки прекратятся.