Озорники
Шрифт:
— Ну, тогда пусть скажет как есть: ничего не видел, а только люди говорят, что все в порядке…
— И думаешь, бабушка успокоится? Да ты знаешь, что она скажет ему? «Ах ты, старый, столько дней проваландался, а ребят не видел! Да где ж ты пропадал все время? А ну-ка поезжай обратно!» Сама разволнуется и запрется в кухне, а дедушка будет стоять за дверью и вздыхать…
— На-ка платочек, сопли вытри…
Боб деловито высморкался и немного успокоился. И стал строить предположения, как будут встречать дедушку
Базиль слушал сперва терпеливо, потом стал хмуриться, а когда Боб стал в лицах рассказывать, как Васина мать, встретив дедушку, обзовет его старой калошей, он скривил губы.
— Значит, тебе славы захотелось? Чтобы все узнали, какие мы герои? Похвастаться надо?
Боб стал клясться, что он не хвастун вовсе, а, наоборот, самый честный человек на свете, и что Базиль неправильно понял его, и что будто бы дело не в нем, а в дедушке, который никогда не простит им, что был рядом и не покатался… э… на лебедке…
— У тебя шарики на месте? — удивился Базиль. — С ним же карачун случится…
Да ты что! — возмутился Боб за дедушку. — Он же альпинист! Я тебе фотографию покажу, как он висит на скале, а возле него альпийская галка крутится. Руки и ноги у дедушки — будто он на парашюте висит, а галка смотрит и удивляется. Редкий снимок, между прочим, его в журнале напечатали, а фотографу премию дали, а ты говоришь…
— Постой, а когда это было?
— Э… так что… в общем, не так уж давно…
— При тебе или до того, как ты родился?
— Мы могли бы… э… у дедушки уточнить…
— Ты же сам рассказывал, что это когда дедушка студентом был, а теперь шары мне заливаешь. Дед твой живет себе на кордоне, рыбку ловит, цветочки собирает для бабушки, а ты тут за него переживания разводишь! Ты и дедушку своего как следует не знаешь…
— Это как же?
— Раз он тайно живет здесь, в лагерь не заходит, значит, сам не хочет, чтобы о нем узнали… А ты его собираешься выдать, получается. Откуда ты знаешь, отчего он скрывается? Может, его бабушка просила, чтобы он незаметно узнал про нас, а нам не открывался?
Мысль эта успокоила Бобку, но не развеяла грусти.
— С этим все, — сказал Базиль, — а теперь садись и пиши… Какие слова написать, знаешь?
— Обыкновенные, — сказал Боб. — Здравствуй, дорогой и любимый дедушка..
— Какой такой дорогой да еще любимый? Это от кого же записка получается? От тебя? Я толкую ему, толкую, а он никак не может сварить…
— Ты прости, Базиль, но у меня сейчас такое настроение, что придумай сам что-нибудь, пожалуйста…
— Ладно, — пожалел его Базиль, —
— Как так помереть? — возмутился Боб.
— Так это я для интересу только…
— А вдруг дедушка подумает про меня?
— Ладно, чтобы не подумал, давай так: «Вас ждет в пещере неизвестная женщина…» Женщина! На тебя не подумает, ты же не женщина…
— Ты все шутишь..
— А ты посмейся.
— Ха-ха-ха… Что-то не смешно…
— Не смешно, зато на тебя не подумает.
— Спасибо, успокоил…
— Тогда можно и вовсе без записки. Пошлем Юрку, он на словах все и расскажет… И проведет… А мы за ним в кустах пойдем…
В лесу послышались голоса.
— Это лесник, — прошептал Базиль, — а с ним милиционер…
— Не за дедушкой ли?
— А ну скорей отсюда, а то как бы еще и нас не прихватили. Маскировка в лесу — главное дело. Ну, ша! Могила!
ДЛЯ ВЫЯСНЕНИЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ
Они долго совещались, поглядывая в окошко. Потом вошли — сперва лесник, за ним, держа руку в кармане, лейтенант. Доктор лежал на полатях не шевелясь.
— Живой ли?
Лесник на цыпочках подошел к Шмелеву и склонился над головой. Из капюшона штормовки торчали нос и клочок Седых волос. Лесник кивнул лейтенанту — садись. Лейтенант вытащил сигареты. Торопиться было некуда. Доктор был в их руках.
— Я вчерась весь день за ним следил. Все фотовал вокруг. На те вон камни лазил, чего-то выглядывал. Раз на дерево даже взлез. Как взлез, ума не приложу. Старый, а шустрый.
Лесник прошел в угол и заглянул в бочонок с медовым квасом.
— На донышке осталось. Прикладывался, значит. С медовухи-то, видно, и спит. Будем сразу брать или подождем, пока проснется?
Сон доктора был глубок. Можно было не хлопотать об осторожности и осмотреть вещи. Книги, белье, коробки с рыболовными вещами, фотоаппарат, бинокль. Смутила их пачка денег на дне чемодана. Они оставили все на своих местах и снова уселись. И хранили долгое молчание.
— И чего ему надо, старому человеку? Жил бы себе со старухой, получал пенсию, внуков нянчил, а нет же — полез. Как ты объяснишь этот факт, лейтенант?
— Смолоду увяз, в старости не вылезешь.
— Н-да, — вздохнул лесник, не отрываясь взглядом от денег. — Вот я, к примеру, три дня следил его, покосы не косил, хозяйством не занимался, так мне, думаешь, будет за это чего-сь?
— Будет, — сказал лейтенант, — объявят благодарность в приказе.