P.S. Я буду жить. Проснуться утром – это счастье

Терри Маргарет

Рут задала мне несколько простых вопросов о моем детстве, о том, где я родилась и какую церковь посещала. Она объяснила, что самая важная часть ее работы состоит в том, чтобы знакомиться с новыми людьми, пришедшими в церковь, даже если они, как и я, не посещали службы в течение двадцати пяти лет.

Несколько слов за столиком в кафе наедине с министром заставляют ваши секреты выходить из укрытий. Я перепутала беседу за чашечкой кофе с исповедью и рассказала Рут все: о разводе и моей мечте сбежать куда-нибудь. Я поведала ей о своем страстном желании стать монахиней во время учебы в средней школе и о том, что пью слишком много красного вина,

чтобы заснуть. И я рассказала ей о своей матери.

– У моей мамы было нас четверо – все младше шести, когда в двадцатипятилетнем возрасте она прошла первый сеанс шоковой терапии. Мой папа провожал ее в больницу по утрам и забирал домой после работы. В 1958 году она проходила эти сеансы амбулаторно, если вы можете себе это представить. Я должно была смотреть за тем, чтобы мои сестры не шумели, когда она приходила домой, потому что после процедур ей необходимо было много спать.

Рут потягивала свой чай.

– Это, вероятно, была довольно трудная работа для маленькой девочки. Как вам удавалось заставлять их не шуметь?

– Я рассказывала им истории, – я не говорила Рут, что у нас дома не было книг, и я научилась читать по каталогу Сирса, – у нас был изорванный в клочья диван, на котором мы устраивались все вчетвером. Сестры прижимались ко мне, и я сочиняла разные истории…, вы знаете, рассказы о могущественных далеких мирах. Я была готова придумать все, что угодно, лишь бы они сидели тихо.

– Невозможно себе представить, как тяжело вам было, Маргарет. У вас было очень трудное детство, если было вообще, – прошептала Рут, положив свою руку поверх моей.

Ее прикосновение вернуло меня обратно к реальности. Меня огорчало, что я слишком разоткровенничалась с Рут. Это кафе «Северный олень» было для меня местом встреч, где музыка Вивальди звучала из древних хрипящих динамиков, место, где разговоры эхом звучали под высоким сводчатым потолком. Не место для исповеди.

Я едва знала Рут, но почему-то выболтала ей все свои секреты. Я убрала руку со стола и, извинившись, направилась в туалет. Вернувшись, я увидела Рут, что-то записывающую в маленький пружинный блокнот на краю стола. Опускаясь на свой неустойчивый стул, я решила, что больше не стану отвечать на вопросы, и обернулась назад, чтобы снять свой жакет со спинки стула, но Рут остановила меня.

– Я хочу помолиться за вас, Маргарет. – Она потянулась ко мне и, сжав мою руку, закрыла глаза, прежде чем я успела воскликнуть:

– Помолиться?

Здесь? За столом? Днем? В этом кафе?

Рут молилась приглушенным, но твердым голосом, напомнившим мне актрису Энн Бэнкрофт.

– Дорогой Господь, благодарю тебя за Маргарет.

Мне вспомнился Дастин Хоффман в фильме «Выпускник» : «Миссис Робинсон, вы пытаетесь соблазнить меня?»

Я лишь слегка наклонилась, потому что, если мы обе склоним головы, люди могут подумать, что мы читаем граффити на нашем столе или что мы решаем какую-то серьезную проблему, например как покончить с голодом на земле. Мои глаза, не останавливаясь, осматривали кафе слева, справа, впереди, чтобы убедиться в том, что на нас не обращают внимания.

Она продолжала: «Я понимаю, как мне повезло, что ты привел Маргарет в мою жизнь и она поделилась со мной своей историей. Ты знаешь о ее детстве и о ее бедной больной матери, Господи, и ты знаешь, как ей тяжело сейчас. Она очень страдает после развода, разбившего ее сердце, поэтому я прошу тебя помочь ей, Господи.

Помоги Маргарет увидеть, что все решается и все возможно с тобой».

Слезы угрожали размазать мою тушь, и я не знала, что хуже, слезы или молитва в этом кафе. Мне хотелось прикрыть лицо руками или залезть под этот крошечный столик на двоих. Я взглянула на пол и увидела крошки кекса, салфетку, покрытую пятнами, и соску с розовым кольцом. Я подумала, может соска во рту успокоила бы меня?

После этой первой встречи в кафе я продолжала посещать церковь Рут. По какой-то причине эти визиты казались мне возвращением домой после длительного отпуска, когда вы вдыхаете запахи своего собственного дома и, остановившись на секунду, восклицаете: «Да, как же хорошо быть дома».

Я не встречалась с Рут каждое воскресенье, но она звонила мне каждую неделю, и независимо от того, брала я трубку или нет, она говорила одно и то же:

– Здравствуйте, дорогая Маргарет. Я думаю о вас и хочу, чтобы вы знали, что я люблю вас и что Бог любит вас еще больше.

Она подчеркивала слово « люблю», выделяя его, как Элвис Пресли в песне «Люби меня нежно», что всегда вызывало у меня улыбку.

P.S. Я люблю Вас, Дэб. И Бог любит вас еще больше.

...

Мы любим, потому что прежде он возлюбил нас.

– 1 И. 4:19

Волшебство матоун

Дорогая Дэб,

когда Майкл учился в десятом классе, он попросил меня помочь ему с музыкальным проектом. Каждый студент должен был узнать у своих родителей их пятнадцать любимых песен. А класс должен сравнить списки с графиком линии времени, построенной по годам рождения родителей. Майкл напомнил мне, что матоун [7] не может быть включен в этот список, потому что, по его мнению, это было бы неловко.

На выполнение этого задания у нас было пять дней. Мне нравилось, что у меня появилась возможность внести свой вклад в школьный проект! Годы, когда я была мамой лишь для обслуживания и добровольной, безвозмездной уборки в классе, закончились, когда Майкл поступил в среднюю школу. Это были кардинальные перемены от «крутой» мамы, которая приносит печенье для целого класса, к маме, делающей вид, что она не знает, когда приходят его друзья.

Пять дней я, не прерываясь ни на секунду, слушала музыку. Я убирала дом под матоун, готовила под классическую музыку и читала вечером под саундтреки к фильмам и оперные арии. По истечении трех дней я сократила свой список до ста песен. Как я смогу выбрать пятнадцать любимых, когда у меня их так много? Это было труднее, чем определиться с любимыми блюдами. Сыр из козьего молока. Нет, подождите. Французский картофель. Нет, шоколад!

Через две недели после того, как Майкл передал мой список, он упомянул мимоходом, что я оказалась не единственной, кто выбрал несколько песен в стиле матоун. Он больше не говорил об этом, и я забыл о проекте в суете и спешке приближающегося Дня благодарения и Рождества.

В рождественское утро Майкл подождал, пока все подарки были открыты, после чего вручил мне маленькую коробочку, аккуратно завернутую золотой фольгой. Я открыла ее, похвалив красивую упаковку и блестящую бумагу. Когда я подняла крышку коробки, я ахнула. Как драгоценное серебряное яйцо в гнезде из белой тонкой бумаги лежал компакт-диск. Черным маркером Майкл написал: «Мамины любимые» .