P.S. Я все еще люблю тебя
Шрифт:
– А ты стала действительно хороша в вождении, – говорит Джош.
– Спасибо. – Я практиковалась сама и с Питером. Иногда я все еще нервничаю, когда сажусь в машину, но с каждым разом это происходит все реже и реже, потому что теперь я знаю, что могу это сделать. Можно научиться делать что угодно и быть уверенным в этом, если продолжать практиковаться.
Мы находимся в нескольких минутах от школы, когда Джош спрашивает:
– Когда мы снова будем разговаривать? Просто скажи мне, чтобы у меня было общее представление.
–
– Ты знаешь, что я имею в виду. То, что случилось со мной и Марго – было между нами; неужели с тобой мы не можем по-прежнему оставаться друзьями, как раньше?
– Джош, конечно же, мы останемся друзьями. Но вы с Марго расстались меньше месяца назад.
– Нет, мы расстались в августе. Три недели назад она решила, что хочет, чтобы мы снова были вместе, но я сказал «нет».
Я вздыхаю.
– И все-таки, почему ты сказал «нет»? Это было только из-за расстояния?
Джош тоже вздыхает.
– Отношения – это тяжелый труд. Увидишь. После того, как пробудешь с Кавински дольше, ты поймешь, о чем я говорю.
– О, мой Бог, ты такой всезнайка. Самый большой всезнайка, которого я когда-либо встречала, помимо моей сестры.
– Которой из них?
Я чувствую, как внутри меня зарождается смешок, который я подавляю.
– Обеих. Они обе всезнайки.
– Есть еще кое-что. – Он колеблется, а затем продолжает. – Я ошибался насчет Кавински. То, как он уладил все это дело с видео, должен признать, он хороший парень.
– Спасибо, Джоши. Он действительно хороший.
Он кивает, и между нами нависает лишенная напряженности тишина, и я рада плохой погоде, которая была у нас прошлой ночью, и рада льду на его лобовом стекле этим утром.
16
На следующий день после школы, я сижу на скамейке у входа и жду Питера, как из двойных дверей выходит Женевьева, болтая по телефону.
– Если ты ей не скажешь, это сделаю я. Клянусь, я это сделаю.
Мое сердце останавливается. С кем она разговаривает? Не с Питером.
Затем из дверей внезапно появляются ее подружки Эмили и Джудит, и она резко сбрасывает разговор.
– Где вас, сучки, носило? – рявкает она.
Они переглядываются.
– Джен, остынь, – немного раздраженно, но осторожно, дабы не навлечь на себя ее гнева, говорит Эмили, и я могу сказать, что она ступает по тонкому льду. – У нас еще полно времени, чтобы пройтись по магазинам.
А затем Женевьева замечает меня, и ее капризное выражение исчезает. Помахав мне рукой, она произносит:
– Привет, Лара Джин. Ты ждешь Кавински?
Я киваю и дую на пальцы, просто чтобы чем-нибудь заняться. Да и холодно.
– Этот парень всегда опаздывает. Скажи ему, что я позвоню
Я киваю, не подумав, и девушки, скрестив руки, уходят.
Зачем я кивнула? Что со мной не так? Почему я никогда не могу придумать хороший ответ? Я все еще ругаю себя, когда появляется Питер. Он плавно опускается на скамейку рядом со мной и обхватывает рукой мои плечи. Затем взъерошивает волосы у меня на макушке – так же, как я видела, он проделывал с Китти.
– Как дела, Кави.
– Спасибо, что заставил меня ждать на улице в мороз, – отвечаю я, прижимая замерзшие пальцы к его шее.
Питер взвизгивает и отпрыгивает от меня подальше.
– Ты могла бы подождать внутри!
А он дело говорит. Но все равно я злюсь не поэтому.
– Джен попросила передать, что позвонит тебе позже сегодня вечером.
Он закатывает глаза.
– Она так любит мутить воду. Не обращай на нее внимания, Кави. Она просто ревнует. – Вставая, он предлагает мне руки, которые я неохотно принимаю. – Позволь мне угостить тебя чашечкой горячего шоколада, чтобы согреть твое бедное продрогшее тело.
– Посмотрим, – говорю я.
В машине он продолжат тайком поглядывать на меня, проверяя, по-прежнему ли я раздражена. Однако я и сама не могу долго сохранять свое прохладное отношение – это отнимает слишком много энергии. Я позволяю ему купить мне горячий шоколад и даже делюсь им с ним. Но говорю ему, что он не может взять ни одного маршмеллоу.
***
В ту ночь мой телефон вибрирует на тумбочке, и я, не глядя, знаю, что это Питер, ищет больше заверений. Я вынимаю наушники и отвечаю на звонок.
– Привет.
– Что делаешь? – Его голос низкий; уверена, что он лежит.
– Домашнюю работу. А ты?
– Я в постели. Просто позвонил, чтобы пожелать спокойной ночи. – Следует молчание. – Эй, а почему ты не звонишь мне, чтобы сказать спокойной ночи?
– Не знаю. Полагаю, я никогда об этом не думала. А ты хочешь, чтобы я звонила?
– Ну. Ты не должна – я просто поинтересовался, почему нет.
– Я думала, ты ненавидишь все это дело с «последним звонком». Помнишь? Ты записал это в контракте. Ты сказал, что Женевьева настаивала на том, чтобы ты каждую ночь звонил ей последней, и это раздражало.
Он стонет.
– Мы можем, пожалуйста, не говорить о ней? К тому же, почему у тебя такая хорошая память? Ты помнишь все.
– Это мой дар и мое проклятье. – Я выделяю абзац, и стараюсь удержать телефон на плече, но он продолжает выскальзывать. – Погоди-ка, так ты хочешь, чтобы я каждую ночь звонила тебе или нет?
– Уф, просто забудь.
– Уф, отлично, – отвечаю я и слышу, как он улыбается сквозь телефон.
– Пока.
– Пока.
– Подожди – можешь принести мне один из тех йогуртов на обед?