Пацаны, не стреляйте друг в друга
Шрифт:
– А я? – спросила Агата, недовольно, с досадой глядя на него.
– Ну и ты, конечно, – кивнул Марк Илларионович.
К изолятору временного содержания она пошла вместе с матерью, но без явной охоты. Казалось, будь ее воля, она осталась бы с ним. Но ему вовсе не улыбалась компания юной красавицы. Не лежала у него к ней душа. Хотя бы потому, что Агата мешала его счастью с Настей...
Из райцентра он отправился в Москву, в Серебровку вернулся только на следующий день, под вечер.
Веселья ему не хотелось, продолжения банкета тоже. Но все же он откупорил второй флакон, принял внутрь еще три рюмочки. Только после этого успокоился. В одежде бухнулся на кровать... Тоска зеленая, никакой романтики. И только одно удерживало его здесь – ожидание чуда. Возможно, Настя сегодня придет к нему...
Панфилов уже засыпал, когда в дверь постучались. В предвкушении счастливого события он вскочил на ноги. Настя!.. Но на пороге стояла ее юная копия. Агата. Уложенные в прическу волосы, легкий светло-серый джемпер, джинсы на бедрах.
Марк Илларионович демонстративно глянул на часы. Половина двенадцатого ночи. Сумерки уже давно за окнами.
– Ничего не понимаю, – озадаченно тряхнул он головой.
– Чего тут понимать? – едко, но с теплотой во взгляде усмехнулась Агата. – Села в лодку, пять минут и здесь...
Неуверенно, но пытаясь быть смелой, она переступила порог, зашла в дом, в горнице без приглашения села на стул за столом.
– И мама разрешила?
– Им сейчас не до меня.
– Кому им?
– Ну, папа же вернулся. Они сейчас заняты.
– Чем? – встрепенулся Панфилов.
Если она хотела уколоть его, то ей это удалось.
– Ну, вы же взрослый мужчина, вы должны понимать... – не без ехидства сказала она.
– Что тебе здесь надо?
– Спасибо пришла сказать.
– За что?
– Папа сказал, что вы не стали его топить. Хотя могли...
– Это не повод для того, чтобы прийти ко мне ночью, да еще втайне от родителей...
– А что вы пьете?
Она взяла со стола флакон с коньяком, повертела его в руках.
– «L’Art de Martell», – прочитала она. – Бутылка красивая, необычная. Французский коньяк. Наверное, хороший?
– Не жалуюсь.
– А можно мне чуть-чуть? Для пробы?
– Ага, сейчас... Пошли, я тебя домой провожу.
Панфилов взял ее за руку, но девушку вырвалась.
– Не троньте меня! А то закричу!
– Ты для этого и пришла? Чтобы кричать?
– Нет... Но я не хочу уходить.
– А на суде ты скажешь, что не хотела приходить. Скажешь, что я силой тебя к себе затащил.
– Какие глупости!
– Увы,
– Ну, уж вовсе не для того, чтобы напакостить. А то вы уже подумали... Сычом на меня смотрите.
– Ты ставишь меня в неловкое положение. Половина двенадцатого ночи, кроме нас, в доме никого нет, тебе всего шестнадцать лет...
– Вы забыли сказать, что я еще дочь любимой женщины, да?
– Не будем говорить об этом.
– Почему?
– Потому...
– А я знаю почему. Боитесь, что вскрою себе вены?
– Боюсь... Мне кажется, тебе уже пора.
– Я сама решаю, когда мне пора, а когда нет! – по-детски взбалмошно заявила Агата.
И выставила вперед руки, как будто он собирался на нее напасть, а она готовилась его остановить.
– И вены вскрывать себе не буду!
– Очень на это надеюсь.
– Я знаете... Я знаешь, что сделаю?!
Агата схватила бутылку и до того, как Панфилов отобрал ее, успела сделать несколько глотков.
– Ты чокнутая!
– Я такая же, как моя мать! – на истеричной ноте воскликнула девушка.
– Неправда. В твоем возрасте твоя мать по ночам ко мне не приходила.
– Ну как же! А когда ты с Нонной Сергеевной!..
– Во-первых, это совсем другое дело, – грозно нахмурился Панфилов. – А во-вторых, не твоего ума...
– Я все про вас знаю!
– Знай себе, пожалуйста.
– Моя мама тоже таблеток наглоталась!
– Что значит – тоже?
– А то, что я и наглотаться могу...
– Ты и мать шантажируешь. И меня.
– Это не шантаж. Это наследственное...
– Даже так?
– Я же на мать очень похожа, в молодости.
– Никто не спорит.
– Она тебя тогда любила...
– А сейчас?
– При чем здесь то, что сейчас. Разговор о том, что было тогда... Она тебя любила. И я тебя...
Агата запнулась, испуганно отвела в сторону взгляд, в замешательстве вжала голову в плечи.
– Все сказала? – спросил он, уверенный в том, что у нее хватит духу продолжить свое признание. – Если все, тогда до свиданья!
– А если нет?
– Тогда тем более.
– Не надо меня гнать.
Агата прибегла к оружию из женского арсенала – пустила слезу.
– Я пришла не для того, чтобы угрожать, – не глядя на него, сказала она. – Просто ты мне очень-очень нравишься...
– Это детская влюбленность. Ничего общего с настоящими чувствами она не имеет. Это пройдет.
– Но ведь мама тебя любила. И не прошло. Я знаю, что она по-прежнему любит тебя.
– Тем более.
– Ты же должен понять, что она не может быть с тобой.