Пацаны в городе. Война казанских улиц
Шрифт:
«Начальник» – сын начальника
В декабре 1994 года казанская группировка «Грязь» торжественно проводила в последний путь 28-летнего Альберта Гараева: очередная жертва мафиозных разборок в столице. Смерть его, пожалуй, была пострашнее многих: еще 5 октября он был расстрелян вместе с женой, двухлетний ребенок, по счастливой случайности, остался жив. Тела в течении трех месяцев (!!!) не были преданы земле, а лежали в холодильнике московского морга…
Судьба этого парня с окраин банальна для Казани тех лет: группировка, крупная карточная игра, наркотики, первая условная судимость, армия-стройбат, затем – подпольный «трест» по изготовлению водки, валютные и торговые
Прозвище Начальник ему дали потому, что его отец был в 70-е начальником лагеря «Молодая Гвардия»: он работал на Пороховом заводе (НПО им. Ленина) и являлся выдвиженцем по партийной и профсоюзной линии. Больших «преференций» Альберт с этого не имел – двойную порцию киселя ему не наливали, да он и не просил: больше стеснялся своего положения. В тихий час во время очередной смены в лагере мы, как все нормальные «хулиганы», бегали купаться на озеро Малое Глубокое. На вечерних дискотеках до одури танцевали под «Мексико» и Африка Симона. Там же, в лагере, он познакомился со своей будущей женой – то есть в двенадцать лет! Согласитесь – красивая история: я был поверенным в этой их зарождающейся любви – носил записки нехитрого содержания и передавал из рук в руки. Почему-то так было принято – передавать записки через посредника.
Там же мы впервые заинтересовались спортом: у нас был третий товарищ – Олег Бобринский, мы убедили его поучаствовать в первенстве лагеря по бегу, и он тут же всех опередил. Кто мог знать, что через четыре года Олег станет бессменным чемпионом Татарии в беге на 100 метров – сначала среди юношей, а потом и во взрослом разряде.
Я записался на лыжи в школу олимпийского резерва, Альберт – на дзюдо. Я знакомил его с новинками рок-музыки и диско, а он собирал альбом со звездами футбольной бундеслиги и почему-то болел персонально за швейцарский «Янг Бойз». Вместе начали учиться играть на гитаре.
Казалось бы, нормальное советское детство. Но какие-то вещи в нем меня неприятно удивляли – например, он… боготворил свой джинсовый костюм. В четвертом классе отец ему купил индийский джинсовый костюм Milton's – я думаю, что, скорее всего, привез из Польши. Из брюк он быстро вырос, а куртку носил всегда и везде – буквально молился на нее, чуть ли ни спал в ней, хотя, по сути, она была ему тоже безнадежно мала.
Как-то я купил себе по случаю в каком-то галантерейном магазине в центре растягивающийся ремень с классной пластиковой защелкой и рисунком в виде американского флага (думаю, что это все делали кустари где-то в кавказских республиках!). Так он буквально чуть не умер от зависти, пока сам не купил себе такой же и даже лучше – более широкий и более дорогой: только после этого успокоился. Пакет Montana был для него фетишем – он его купил на толкучке не так дорого, потому что он был уже порван. Пакет старел нещадно, но он его любовно чинил скотчем по вечерам. А когда я решил сам себе сшить джинсы – нашел хороший материал, клепки, да тут еще отец купил мне практически «панковскую» оранжевую куртку из кожзаменителя, то Альберт сначала тягостно молчал, оглядывая меня, а потом… А потом все рассказал в школе, подняв меня на смех – ведь джинсы-то нужны не абы какие, а фирменные! После этого я и «самопальные» джинсы не надевал ни разу, да и от куртки отказался – на всякий случай.
Деньги он любил еще больше – устроил у себя дома «клуб» по… игре в лото на деньги: играли все, а выигрывал почему-то только он. Он поверил в свою удачу и начал осваивать все виды карточных игр и всяких экзотических игр на деньги – ходил по вечерам на школьный двор, где собиралась компания таких же азартных мужиков и пацанов. Рассказывали, что и там ему постоянно везло.
Отца своего он, как ни странно, презирал – говорил, что он всем всегда врет: в коммунистические
Поехали как-то купаться на волжский залив на Лагерной – на обратной дороге он зачем-то залез в чужой огород, нарвал зеленых помидоров и великодушно подарил мне со словами: «На, ешь!» Я выкинул их по дороге и подумал – странный он какой-то.
И таких странностей у него было немало: так, он почему-то любил по вечерам набирать случайные телефоны незнакомых людей, взятые из справочника, и говорить им какие-то глупости – иногда даже пел… матерные песни. Я наблюдал это и сгорал от стыда.
Лучшее же, что было в те годы, – это воскресный хоккей до одури, до онемения ног на катке в парке Петрова. Он не хотел уступать, и я не хотел – играли до полного изнеможения, хотя несомненно, что он катался на коньках лучше меня. И никто еще тогда не курил…
Дружба наша сгорела в один день – причем в буквальном смысле: в 8 классе мы, наполучав неимоверное количество двоек по химии, решили… выкрасть классный журнал и сжечь его. Сказано – сделано: мы торжественно сожгли журнал с двойками на школьном дворе, чтобы со следующего дня начать жить «с чистого листа». Но «перезагрузка» не получилась – грянул большой скандал с вызовом родителей и проработкой у директора, нас даже хотели обоих исключить из школы, но в последний момент решили не выносить «мусор из школьной избы».
«Воровского». Логотип читается как «Вор»: тут каждый задумается…
С этого дня наши дороги разошлись – я бросился с головой исправлять положение с отметками, а он сделал иной выбор: джинсы из его гардероба с кроссовками в одночасье исчезли, а им на смену пришли… телогрейка, спортивные штаны с лампасами, уродливые ботинки «прощай, молодость» и шапочка с помпоном. Я с удивлением все это окинул взглядом и ничего не сказал – просто не понял тогда, что это значило и почему этим надо гордиться. Вскоре, кстати, выяснились и другие «фешн»-предпочтения пацанов из группировки – во-первых, им явно не нравились те, кто носил пальто (а я как раз носил пальто зимой до 8 класса!), а во-вторых – в 1982 году в наших магазинах начали продавать оригинальные зимние шапки из замши с длинными ушами и натуральным мехом: так они их тут же окрестили «чушпанками» или «пидорасками». Носить такие шапки было чревато во всех отношениях – их могли сорвать с головы и закинуть куда-нибудь: поэтому мы все их сначала приобрели, а потом… спрятали в дальние углы кладовки. В тот же «нестандартный разряд» относили и все вязаные шапки сложной конфигурации – исходя из этого, возникают вопросы к создателям сериала «Слово пацана»: уж больно их персонажи одеты «разношерстно» – многие шапки и элементы одежды явно не подпадали под «дворовый кодекс» тех лет.
Правда, были примеры иного рода – в тот же год в казанские магазины поступили зимние полушубки из грубой ткани: их тут же «одобрили» на районе – брат купил себе полушубок подороже, с натуральным мехом, а я – подешевле, с искусственным. Конечно, ничего эстетского в этих полушубках не было – по сути, еще одна форма эволюции той же телогрейки, но зато они ни у кого не вызывали вопросов. Я в этом тулупчике призывался в армию – и, добравшись до части, отдал его прапорщику на хознужды, справедливо полагая, что после армии начну «новую жизнь»…