ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ

Максимычев Игорь Федорович

Для предотвращения простого поглощения ГДР Западной Германией («аншлюса») Фалин предлагал предупредить Запад, что «включение ГДР в состав ФРГ согласно статье 23 боннской конституции [152] будет квалифицироваться как агрессия страны-члена НАТО против страны-члена ОВД и нарушение основополагающих прав Советского Союза», а без мирного договора «все наши права державы-победительницы сохранятся в полном объеме». «В порядке предостережения против игр со статьей 23 и намека на то, что советские права – это незыблемая реальность» на обсуждение «с учетом паралича госорганов ГДР» выносилась возможность «восстановить (понятно – «временно») Советскую военную администрацию в Восточном Берлине примерно на таких же условиях, на которых существуют таковые в западных секторах». Параллельно Фалин указывал на иллюзорность надежд на сохранение производственной кооперации с ГДР после объединения Германии. Он писал: «Проникновение частного западногерманского капитала в экономику ГДР чревато уже сейчас радикальными переменами. Часть предприятий, основных наших поставщиков, намечена к закрытию, другие переводятся на выпуск новой продукции. Обещания канцлера их ни к чему не обязывают. На повестке дня изменение условий и порядка взаимных расчетов».

152

Статья 23 конституции ФРГ предусматривала присоединение к ней частей рейха в границах 1937

года без каких бы то ни было переговоров о создании нового объединенного германского государства. Именно таким образом и состоялось объединение Германии 3 октября 1990 года.

Именно в этом последнем пункте, где речь шла о грядущей в скором времени немецко-немецкой валютной унии, то есть о замене валюты ГДР западногерманской денежной единицей («немецкой маркой» [153] ), заключалось уязвимое место фалинской концепции сильной политики в отношении Германии. В самом конце записки Фалина предлагалось «уже сейчас вступить в доверительные контакты с ФРГ по вопросам, связанным с финансированием наших расходов на содержание советских войск в ГДР после введения в оборот там западногерманской валюты. По некоторым сведениям, Бонн готов пойти нам навстречу, но в «замаскированной форме». Прямое компенсирование советских расходов вызвало бы раздражение американцев, которые в ФРГ не пользуются такими льготами» [154] . Вряд ли можно было беспроблемно совместить жесткое сопротивление планам западных немцев с одновременным обращением к ним с просьбой дать деньги: как правило, музыку заказывает тот, кто платит. Во всяком случае, подобный финт требовал дипломатического искусства высшего пилотажа. А его «на самом верху» не было.

153

Валюта ГДР также называлась маркой, но без какой-либо дополнительной характеристики.

154

Михаил Горбачев и германский вопрос. Сборник документов 1986-1991 гг. М., 2006. с. 399-408.

Предложения Фалина являлись продуманной программой активных действий, которая могла и должна была сменить «стратегию» самовольной отлучки с позиций великой державы, стихийно практиковавшейся Москвой с начала 1990 года. Выступая на встрече с коллективом посольства СССР в ГДР 18 мая 1990 года, Фалин подтвердил неизменность своей позиции и настаивал на следующих принципах советской политики по германским делам: «Не может быть и речи о включении объединенной Германии в НАТО – необходима общеевропейская система коллективной безопасности. Если мы договоримся о временных рамках создания такой системы, тогда можно договариваться и о промежуточных этапах. Пока в Западной Германии есть американские войска, наши войска будут в Восточной Германии; их вооружение будет соответствовать американскому. Doppelm-itgliedschaft [155] , то есть обязательства Германии по отношению к НАТО и ОВД, – это возможно. Реформа НАТО маловероятна – об этом свидетельствуют последние недели: там разрабатываются планы обойти договор о РМСД [156] путем использования самолетов с ракетами нового поколения с дальностью до 1000 километров. […] Мирный договор будет означать окончание не только Второй мировой войны, но и холодной войны (нас поддержат французы, бельгийцы, итальянцы, поляки, чехи и так далее). Надо использовать заинтересованность немцев в мирном договоре: большинство их хочет завершить действие прав западных держав, предотвратить возможные авантюры своего собственного правительства. […] Для нас статья 23 неприемлема; мы не можем принять эту статью за базу договоренностей. Мы не можем согласиться с ней – это был бы ущерб не только для престижа СССР, но и по существу ([проблемы] обороны). Предстоят обострения – и с США, и с ФРГ, и даже с ГДР. В любом случае Верховный совет СССР не ратифицирует договор со статьей 23 и НАТО».

155

Doppelmitgliedschaft – двойное членство.

156

РМСД – ракеты средней и малой дальности.

К сожалению, Горбачев отказался принять во внимание позицию Фалина – он игнорировал ее, как и все другие квалифицированные советы профессионалов, в то время как Верховный совет СССР дисциплинированно ратифицировал «Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии», подписанный в Москве 12 сентября 1990 года. Дата подписания соответствовала пожеланиям ФРГ, которая не хотела, чтобы ГДР успела отметить свой 41-й день рождения. В договор были включены – хотя и косвенно – и статья 23 конституции ФРГ, и членство ФРГ в НАТО. У депутатов победили опасения ослабить и без того пошатнувшееся положение Горбачева. История показала, что пользы для страны такое решение большинства депутатов не принесло.

Между тем возможности для маневра у советской внешней политики имелись даже после падения стены 9 ноября 1989 года. «Единый западный фронт» совсем не был единым. Только США безоговорочно поддерживали политику Гельмута Коля, спешившего свезти в закрома ФРГ политический урожай, заготовленный для него Горбачевым. Во время неформальной встречи глав входивших в Европейские сообщества государств 18 ноября 1989 года премьер-министр Англии Маргарет Тэтчер подчеркивала, что «любая попытка заговорить об изменении границ или о германском объединении подорвет позиции Горбачева и откроет ящик Пандоры пограничных претензий в сердце Центральной Европы» [157] . В одном из интервью в конце января 1990 года Тэтчер указывала, что «скорость, с которой реализуется германское единство, должна учитывать другие обязательства и дать нам возможность все подготовить» [158] . Этой позиции она придерживалась до последней возможности. В конце марта 1990 года в интервью журналу «Шпигель» она предложила, например, чтобы вхождение объединенной Германии в НАТО компенсировалось для СССР «сохранением какого-то количества советских войск в Восточной Германии» [159] . Британский министр иностранных дел Дуглас Херд рекомендовал в ходе встречи с госсекретарем США Джеймсом Бейкером в конце января 1990 года формулу «четыре плюс нуль» для переговоров об объединении Германии (то есть вообще без участия немцев) [160] .

157

Thatcher Л/. The Downing Street Years. London-New York, 1993. S. 793.

158

 «Wall Street Journal», January 27, 1990.

159

Cm. Kaeselitz H. Deutschland – wieder europuische GroBmacht. Die Angste der Maggi Thatcher, in: Stefan Bollinger (Hrsg.), Das letzte Jahr der DDR. Zwischen Revoluton und Selbstaufgabe. Berlin, 2004. S. 402.

160

 Gortemaker M. Geschichte der Bundesrepublik Deutschland von der Griindung bis zur Gegenwart. Frankfurt/Main, 2004. S. 756.

Французская

линия во многом перекликалась с английской. Министр иностранных дел Франции Ролан Дюма заявил в Национальном собрании в середине декабря 1989 года, что право на самоопределение не является «абсолютным принципом» и зависит от согласия остальных европейских государств; при этом нельзя не учитывать «определенные реальности» – такие как «существование двух германских государств, входящих в противоположные союзы; наличие международных соглашений; свободно выработанные принципы Хельсинки» [161] . Прямой поддержкой самостоятельности ГДР был официальный визит президента Франции Франсуа Миттерана в Берлин 20-22 декабря 1989 года. Он прибыл в сопровождении шести министров; во время визита было подписано несколько договоров и соглашений; состоялись встречи президента с Хансом Модровым и Манфредом Герлахом (глава ЛДПГ занимал тогда пост председателя Государственного совета, то есть президента ГДР). Миттеран не скрывал своей заинтересованности в сохранении суверенной ГДР и возражал против «поспешного воссоединения» [162] . В речи на приеме в Берлине президент Франции говорил о «народе ГДР», что вызвало аллергическую реакцию в Бонне.

161

«Frankfurter Allgemeine Zeitung», 14. Dezember 1989.

162

Gerlach M Mitverantwortlich. Als Liberaler im SED-Staat. Berlin, 1991. S. 372.

Впрочем, уже тогда у представителей ГДР сложилось впечатление, что позиция Парижа не носит окончательного характера и французы приступили к сложным маневрам в германских делах. Избранный председателем ХДС ГДР в октябре 1989 года Лотар де Мезьер отметил в беседе со мной 22 декабря, что визит Миттерана полезен, но он скоро забудется, а Франции о своей позиции надо напоминать постоянно. Де Мезьер сообщил также, что у членов французской делегации чувствовались сомнения в прочности ГДР (например, с Миттераном прибыл целый самолет охранников – мотивировка: «Ведь МГБ распущено»!) [163] . Манфред Никлас, помощник министра иностранных дел ГДР, при нашей встрече 27 декабря суммировал высказывания Миттерана следующим образом: «Встреча четырех послов – это хорошо, но нельзя проводить такие встречи часто. Против «первоначальных прав четырех» все равно никто возражать не будет». Миттеран отнесся скептически к высказанной Модровым идее поручить подготовку решения германской проблемы группе «четыре плюс два». Он также возражал против вынесения этой проблемы на обсуждение СБСЕ («Хельсинки-2»): «Переговоры в рамках СБСЕ не должны превращаться в мирную конференцию; пусть СБСЕ занимается преодолением раскола континента на блоки, а права четырех должны заменяться по мере прогресса общеевропейского процесса; можно наметить 2000 год как дату воссоединения Германии».

163

В начале декабря 1989 года хорошо организованные демонстранты под лозунгом предотвращения уничтожения архивов Штази заняли окружные управления госбезопасности; это привело к прекращению их деятельности. Считается, однако, что окончательно органы госбезопасности были распущены в январе 1990 года, когда толпа взяла штурмом уже бездействующее центральное здание МГБ на Норманненштрассе.

На саммите НАТО в Брюсселе 4 декабря 1989 года только президент США Джордж Буш безоговорочно поддержал Коля. Резко критическую позицию заняли Тэтчер, которая была согласна на изменения границ в Европе лишь через 10-15 лет, и премьер-министр Италии Джулио Андреотти, выразивший беспокойство по поводу возможных «сепаратных действий» ФРГ. Из-за расхождений во мнениях не удалось согласовать формулу поддержки «германского объединения» для заключительного коммюнике саммита. Эту задачу отложили до саммита ЕС, который состоялся четыре дня спустя в Страсбурге. Там эта формула благодаря компромиссу с Францией была выработана с оговоркой, что процесс объединения должен «происходить мирным и демократическим путем, при соблюдении соглашений и договоров, а также всех записанных в Заключительном акте Хельсинки принципов в рамках диалога и сотрудничества между Востоком и Западом. Он [процесс] должен также соответствовать перспективе европейской интеграции» [164] .

164

Umbruch in Europa. Die Ereignisse im 2. Halbjahr 1989. Eine Dokumen-tation, hrgb. vom Auswurtigen Amt. Bonn, 1990. S. 125-127

Настроения восточногерманских реформаторов, за которыми шла значительная часть общества ГДР, были далеки от «объединительной» эйфории. Реформаторы отнюдь не считали строй ФРГ идеальным и требовали сохранения положительных сторон социального порядка, построенного в ГДР. 28 ноября 1989 года в Берлине состоялась международная пресс-конференция, на которой писатель Штефан Гейм, один из духовных отцов «ноябрьской революции», огласил текст воззвания «За нашу страну», составленного группой деятелей культуры, ученых, рабочих и служащих, представителей оппозиции ГДР. В воззвании речь шла о необходимости сохранить самостоятельность республики и о перспективе построения в ней «общества солидарности, в котором были бы гарантированы мир, социальная справедливость, свобода каждого, возможность беспрепятственных поездок для всех и сохранение окружающей среды». Гейм призвал население ГДР поддержать это воззвание, подписав его, и заявил, что «такой процесс прояснения в обществе тем более важен, что на другой стороне г-н Коль уже начал «увертюру к поглощению» ГДР». Инициаторам воззвания сильно повредило то, что подпись под ним сразу же поставил чрезвычайно непопулярный в республике Эгон Кренц – это дало противникам независимой ГДР повод говорить о «заказной операции СЕПГ». Тем не менее к 19 декабря воззвание подписали более 560 000 граждан ГДР.

Вопреки мнению советников генерального секретаря ЦК КПСС сформированное после выборов в Народную палату 18 марта правительство ГДР во главе с де Мезьером вовсе не собиралось петь с боннского голоса. В коалиционном соглашении партий, на которые оно опиралось, значились цели, которые больше соответствовали советской, а не западногерманской позиции. Там было сформулировано, например, требование о роспуске военных блоков и их замене системой европейской безопасности; до создания системы европейской безопасности ГДР допускала сохранение членства ФРГ в НАТО при условии изменения стратегии альянса и отказа от применения ядерного оружия первым. Далее выдвигались требования о немедленном начале существенного сокращения германских вооруженных сил, о выводе всего ядерного оружия с германской территории и о сохранении полностью обязательств ГДР по отношению к третьим странам (то есть прежде всего в отношении СССР). Обеспокоенный Бонн оказал мощнейшее давление на де Мезьера, и в правительственном заявлении последнего многие пункты коалиционного соглашения не были упомянуты. Однако создание системы европейской безопасности по-прежнему фигурировало там как главная цель переговоров «два плюс четыре»; отсутствовало категорическое требование вхождения объединенной Германии в НАТО; вместо этого не исключалось ее «двойное членство» в НАТО и ОВД.