ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ
Шрифт:
Показателем накала бури противоречивых страстей, которую вызвал приход к власти в ГДР оппозиции, противопоставлявшей себя СЕПГ и ее политическому курсу (в том числе официальному курсу на дружбу с СССР), может служить публичная дискуссия на тему «Раздумья о Германии. Европейское измерение», состоявшаяся 2 мая 1990 года в Доме советской науки и культуры в Берлине. Для группировавшихся вокруг ДСНК сторонников сохранения тесных связей ГДР с Советским Союзом вопрос о том, как будут развиваться дела в этой сфере, носил жизненно важный характер. Для участия в дискуссии руководство ДСНК пригласило видного представителя ПДС Ханса Модрова, только что покинувшего пост председателя Совета министров, известного деятеля партии «Форум» Фридриха Шорлеммера, недавно примкнувшего к социал-демократам, и меня в качестве «модератора», тот есть ведущего дискуссию. Я принял приглашение прежде всего потому, что надо было что-то противопоставить все более четко ощущавшемуся в ГДР давлению западной пропаганды, главным (хотя
Модров сразу определил общее направление дискуссии, сформулировав ее тему следующим образом: «Как следует обращаться с германским вопросом, чтобы это пошло на пользу немцам и их соседям?»
Выступавший в целом за сближение с СССР Шорлеммер начал с признания, что плохо спит по ночам, и привел в качестве объяснения часто в то время использовавшуюся цитату из поэмы Генриха Гейне «Германия. Зимняя сказка»: «Только вспомню ночью о Германии – сразу, как рукой, снимает сон». Он подчеркнул, что следует быть очень внимательным к тому, что сейчас рождается из недр германского вопроса. Неизвестно, чем все это закончится. Пугает то, что делают вид, будто нет проблем. А безработица? По словам Шорлеммера, социализм не может быть «реальным» и подчиняться только одной партии. Сталинизм был попыткой загнать людей в утопию. Однако поражение социализма еще не означает, что победил капитализм, вот только средства строительства нового общества должны быть также социалистическими. Безответственно ставить национальный вопрос в центр деятельности. Советско-германскую дружбу еще предстоит обрести. Нужно ближе знакомиться с живущими рядом русскими, одетыми в униформы. Почему объединение Германии намечается в столь сжатые сроки? Германия должна быть связана с системой коллективной безопасности. Наличие блоков – это абсурд.
Модров указал на то обстоятельство, что движение к объединению происходит слишком быстро. «Когда мы были молодыми, у нас тоже были иллюзии в отношении быстрого построения социализма. Но надо было возместить тот ущерб, который Германия нанесла Советскому Союзу. Впоследствии нам следовало быть более последовательными в отношении перестройки в СССР». Но кто теперь даст молодежи перспективу? Церковь? Маркс? Ни реальный социализм, ни капитализм не в состоянии дать ответа на проблемы XXI века. Разве выход состоит в рыночном хозяйстве с социалистической основой? Впереди у нас социализм! Нужна нейтральная Германия, готовая к диалогу, настаивающая на разоружении, участвующая в создании коллективной безопасности». Европейский дом состоит из богатой западной части, центральной части среднего достатка и бедной восточной части. Именно этой проблемой должна заняться конференция «Хельсинки-2».
Пришлось и мне отвлечься от роли «только модератора» и активно включиться в дискуссию. Главный мой тезис: нет оснований говорить о «поражении» СССР, игра не проиграна, у нас есть достаточно возможностей защитить наши интересы в Европе.
В качестве иллюстрации представляет интерес посвященная этой дискуссии статья «О вере в чудо разума», опубликованная через день на второй полосе «Нойес Дойчланд», которая давно уже перестала быть «центральным органом СЕПГ». В статье говорилось:
««Он хорошо спит по ночам, что, видимо, больше объясняется возрастом», – заявил на днях в ДСНК посланник посольства СССР в ГДР Игорь Максимычев, отвечая на вопрос об актуальности знаменитого изречения Гейне в его «Зимней сказке». Но озабоченности в связи с «раздумиями о Германии в европейском измерении» он вполне разделяет со своими собеседниками – Хансом Модровым, почетным председателем ПДС, и пастором Фридрихом Шорлеммером, доцентом Евангелического семинара в Виттенберге.
Шорлеммеру с его пренатальными воспоминаниями о ночных бомбардировках кажется дурным сном, когда он по дороге в Берлин видит плакаты, которые подменили слова Кете Кольвиц «Никогда больше войн!» лозунгом «Никогда больше социализма!» А Ханса Модрова одолевают сомнения, можно ли и как ответить на вопрос, заданный ему недавно в Токио: принесет ли объединение Германии одинаковую пользу немцам и европейцам? И хотя советский дипломат сначала – демонстрируя вполне оправданное великодержавное самосознание – заверил в том, что Советский Союз не испытывает страха перед [объединенной] Германией, затем он, отвечая на конкретные вопросы, упомянул о настроениях в его стране, согласно которым «Сталин выиграл войну, а Горбачев проиграл мир». К тезису о том, что здесь ничего нельзя проигрывать и 8 мая 1945 года должно оставаться последним днем мировых войн вообще, Шорлеммер добавил следующую мысль: перед лицом экологических, а также экономических факторов, угрожающих существованию человека, было бы безответственно ставить в центр наших забот национальный вопрос. И дальше он задал вопрос: «Горбачев, этот счастливый случай истории, близок к трагическому концу, Советскому Союзу грозит развал, а мы тут спокойно обделываем свои делишки?»
В ответ на вопрос об обстоятельствах выдвижения инициативы Модрова в январе 1990 года [165] , бывший председатель Совета министров изложил идею (подтвержденную и дополненную недавно министром иностранных дел
165
Имелся в виду «план Модрова» от 1 февраля 1990 года.
Перед лицом совпадения мнений между ним и Модровым Шорлеммер выразил опасение: «У нас не получится по-настоящему спорить друг с другом». Как следует нашему «невротизированному западногерманской маркой народу защититься от самого себя?» (Шорлеммер). «Как можно постичь и, возможно, преодолеть темп и масштабы разрыва между 4 ноября 1989 года (идея конфедерации) и сегодняшним днем (исключительно валютная уния)?» (Модров). Оба ясно видят неспособность «реально существующего социализма» решить поставленные временем проблемы, сознавая одновременно, что у капитализма также нет на них ответа. На понимании того, что надо было раньше уяснить себе: «реально существующий социализм» не является социализмом, и на своем жизненном опыте Максимычев основывает надежду на возрождение в принципе социалистической идеи. Похожие рассуждения, а также размышления о своей («достаточно последовательной»?) позиции в последние годы подводят почетного председателя ПДС к выводу том, что прежде всего молодежи придется искать и находить ответ, что же готовит человечеству XXI век.
Не в последнюю очередь из «прямоты ответов» Ханса Модрова на вопросы, касающиеся его деятельности на посту главы правительства (почему он еще раз пытался воссоздать службу безопасности, почему правительство не смогло предоставлять субвенции совсем без учета персоналий, каким образом г-н Райхельт [166] вновь стал министром экологии), Шорлеммер делает вывод о «возможности согласиться совместно основательно обсудить мучающие нас главные вопросы современности». Шорлеммер считает «важным не то, в какую партию входит тот или иной человек, а то, как он относится к возложенной на него ответственности».
166
Ханс Райхельт, член правления Демократической крестьянской партии Германии; до 1989 года неоднократно был министром сельского хозяйства ГДР; с ноября 1989 по январь 1990 г. министр по охране природы, окружающей среды и водного хозяйства; подал в отставку 9 января.
«Внимание к социальной стороне дела еще не делает человека человеком. Рыночное хозяйство с социальными компонентами еще не создает человека, о котором Горький говорил: Это звучит гордо». Обозначенный Модровым таким образом человеческий образ Шорлеммер собирается «обязательно обсудить, причем скоро!» В восприятии виттенбержца «психологическому сверхдавлению со стороны СЕПГ мы обязаны тем, что освободившись от него, мы почувствовали себя субъектами истории», и он уверен: «Это означает, что надо крепить прямую демократию». Один из слушателей спросил его: «Г-н пастор, верите ли вы в чудо или в разум?» Шорлеммер: «Я верю в чудо разума»» [167] .
167
«Neues Deutschland», 576. Mai 1990.
Нажим на правительство ГДР со стороны Бонна был усилен. К Мезьеру был срочно приставлен в качестве советника сотрудник ведомства федерального канцлера. Была предпринята попытка направить западногерманских советников и к новому министру иностранных дел ГДР Маркусу Меккелю (СДПГ), которая, правда, не удалась: Меккель отказался их принять. Впрочем, и сам де Мезьер не превратился в простой рупор Бонна. В июле 1990 года он еще продолжал требовать изменения натовской стратегии, а также вывода ядерного оружия и войск западных держав с германской территории. Министр разоружения и обороны ГДР Райнер Эппельман пошел еще дальше – он требовал равного отношения к советским и западным войскам в ходе переговоров «два плюс четыре», сохранения двух армий в Германии вплоть до момента, когда будут распущены блоки, и допускал отказ от «полного суверенитета» объединенной Германии [168] . Сабина Бергман-Поль (ХДС ГДР), избранная после выборов 18 марта председателем Народной палаты и исполнявшая одновременно обязанности председателя Государственного совета ГДР, публично высказалась в пользу объединения ГДР и ФРГ на основании статьи 146 западногерманского Основного закона, согласно которой Основной закон прекращает действовать «в день вступления в силу конституции, принятой немецким народом свободным решением».
168
См. Biermann R. Zwischen Kreml und Kanzleramt. Wie Moskau mit der deutschen Einheitrang. Paderborn–Munchen–Wien–Zurich, 1998, S. 315-317, 512-514.