Падре
Шрифт:
– Да… я чувствую, что… я должна Ему что–то. Это странно?
– Нет, совсем не странно. Иногда каждый из нас это чувствует.
–Даже проповедники?
– Да, даже я, – я усмехаюсь, и то, как она улыбается, согревает моё сердце.
Чёрт возьми, Фрэнк. Держи голову прямо, а сердце закрытым.
– Это… я хочу… – Она начинает и останавливается. – Можно? Можно ли
исповедоваться?
Я нахмурился. – Конечно.
– Я имею в виду… в исповедальне… –
ошеломлён, но потом я прихожу в себя.
– Да, конечно, – я протягиваю руку, указывая на исповедальню. – Дамы вперёд.
Она снова прикусывает губу, поворачивается и подходит к ней, осторожно
отодвигая ткань, которая закрывает вход. Я открываю дверь и сажусь на деревянную
скамью. Теперь её лицо скрывается за оконной решёткой экрана, дизайн которой создаёт
сложный узор на её лице. Так же, как чернила, впечатанные в мою кожу. Потрясающе.
– Что ж… скажи мне, что тебя беспокоит, – говорю я.
Она вздыхает и быстро креститься. – Я… некоторое время храню секрет, и не знаю,
смогу ли когда–нибудь рассказать об этом. Мне так стыдно.
– Чувство стыда – это нормально. Это помогает нам узнать разницу между
правильным и неправильным.
– Я сделала кое–что неправильное… – продолжает она, её голос мягче, чем
раньше, – …непристойное.
– Если ты хочешь почувствовать себя лучше, то должна признаться себе, что
сделала.
Она кивает, обдумывая это. – Я… я… – она недолго смотрит на меня, её лицо стало
полностью красным, прежде чем она снова отворачивается. – Несколько дней назад я
почувствовала это невероятное желание… чтобы…
– Скажи это вслух. Это единственный способ противостоять своим страхам.
–Я мастурбировала.
Мои глаза расширяются, и мне трудно сделать глоток воздуха.
Мой член встал.
Она закрывает своё лицо руками. – О, Боже… Мне так стыдно.
–Нет, не надо, – япрочищаю горло, заставляю свой член «расслабиться». –
Чувствовать возбуждение тоже нормально.
–Не в церкви, – шепчет она.
–Почему? Я… иногда это делаю, – пробормотал я.
– Вы делаете это тоже? – она хмурится, как будто не может поверить в то, что я
говорю.
–Конечно. У каждого человекаесть потребности. Если бы Бог не хотел, чтобы мы
делали себя счастливыми, почему он сделал это настолько приятным?
Она выглядит смущённой. – Ну, это один из способов выразить это.
–Церковь здесь, чтобы вы чувствовали себя желанными гостями.
– Не так, – она качает головой.
–Не так, что?
Она наклоняется ближе, шепча.– Я мастурбировала… в ванной… здесь.
–Здесь? –я смотрю ей прямо в глаза.
–В церкви.
Ебать.
Одно лишь представление о том, что она прикасается к себе, заставляет меня
изображать всякие нечестивые поступки. Точнее… представлять этот момент. О Боже, как
бы мне хотелось это увидеть.Побыватьтам самому и насладиться видом её
прикосновений к себе. Это то, о чём я фантазировал –её обнажённое тело – и теперь она
говорит мне, что это может быть реальностью.
Пока нет. Но достаточно близко.
И почему–то… я хочу, чтобы она рассказала мне все свои грязные делишки. Я хочу
знать все грязные подробности.
–Когда? – спрашиваю я.
– На прошлой неделе. Это имеет значение?
–Да, – я моргаю пару раз. – Бог должен знать всё… в противном случае, ваши грехи
не могут быть прощены, – я придумал это только что. Эй, чувак должен делать то, что
хочет делать.
– Я просто… больше не могла себя контролировать. Не знаю почему. Наверное, это
был просто странный день.
– О нет, в этом нет ничего странного, – ответил я. Наверное, следовало бы держать
это в себе, потому что она продолжает смотреть на меня, как будто мы оба
безнравственны.
Ну… может быть, так и есть.
Но мне действительно всё равно.
Я имею в виду, что я полупьяный недопроповедник в маленькой деревянной
кабинке с самой привлекательной девушкой, которую я видел за последнее время, что
превращает меня в озабоченного кобеля. Понимаете, я не могу стать ещё хуже.
Она нерешительна и это заметно. – Я… я закончила. Простите, отец Фрэнк.
–Это нормально… но только, если ты сама себя простила.
Она кивает. – Спасибо.
И вдруг она встаёт со своей скамьи и уходит.
А я остаюсь состояком выше, чем гора Эверест.
Чёрт.
Я прочищаю горло и делаю глубокий вдох, прежде чем выйти. Когда я
оглядываюсь, никого не увидел. Она исчезла. Может быть, ей было так стыдно, что она
больше не могла смотреть на меня. Я могу себе представить – каково это, когда вы не
хотели это никому рассказывать, не говоря уже о вашем проповеднике. Но она
почувствовала потребность в этом, и я был там, чтобы выслушать. Это всё, что имеет
значение.
А теперь я должен позаботиться о своём стояке.
Я небрежно прогуливаюсь по церкви обратно в свою комнату, где хватаю первый
журнал под кроватью, начинаю быстро листать его страницы. Я отбрасываю свою рясу,
вытаскиваю свой член и начинаю дрочить.
Это так неправильно, но я больше не могу контролировать свои желания.