Падший лев
Шрифт:
— Вы же знаете, а если и нет, то можем вас заверить: у нас есть средства, чтобы даже мертвые сказали всю правду.
— Некроманты? Ну, насколько я знаю, все это не так просто. Однако, — лицо Лока посуровело. — Вы правы, мы теряем время. Ограбление особняка Бархатной ночи — дело не моих рук. И у меня нет «Ониксовой жемчужины». Ищите, вы же сталкеры, не я. Но в данном случае вы пришли не по адресу. Это большая ошибка.
Вилат не сводил с него своего темного взгляда, Лок же знал, что переиграть его в этом сражении не удастся никому. Он незаметно проник в воздух внутри помещения, беря под контроль каждую его частичку. Понадобится совсем немного времени, чтобы определенные места в нем превратить в смертоносный газ.
— Думаю, мы поняли
Лок напрягся, оценивая свое положение. Сталкеры не являлись, по сути, специализированными бойцами, но то, что они способны на многое, было несомненным фактом. Тем более пришедшая за ним четверка. В них ощущалась сила, во всем: в движениях, в каждой детали, в поведении. Чего стоили одни эти магические перстни. Он ни на мгновение не поверил, что сталкеры не способны стать профессиональными наемными убийцами. Группа Вилата служила тому прямым доказательством. Если его атакуют сейчас, защитное заклятие «Воздушного кокона», висевшее на нем, вероятнее всего, сможет поглотить первый удар, а этого хватит, чтобы попытаться достать главного среди сталкеров приготовленным стилетом. Дальше придется уходить или начинать затяжную магическую битву, а это недопустимо здесь, в столице. Стражи Магии[2] явятся не более чем через несколько минут, а с ними связываться и вовсе не хотелось.
Вилат повернулся и направился к выходу. За ним последовали и все его спутники. Видимо, столкновение откладывалось. Пока. А может, Вилат всего лишь высоко ценил свою жизнь.
[1] Магические перстни, так же, как и амулеты, постоянно воздействовали магией на своего владельца, и неподготовленного могли с течением времени даже убить. Поэтому носить подобные предметы большой мощности могли только самые сильные и подготовленные.
[2] В Леции — столице Арденского королевства — действовал закон, запрещающий применение боевой магии на улицах городах. За этим следила специальная служба — Стражи магии.
Глава 9
Покои главы Святой Инквизиции заливали изящные белоснежные цвета. Символ чистоты и святости. Портьеры, мягкие ковры, мебель, все так или иначе вписывалась в общую цветовую гамму. Посреди комнаты стоял огромный диван, похожий на облако, роскошный и необычайно мягкий, наверняка доставляющий немалое удовольствие любому, кто на него садился. Сейчас на нем располагались двое. Реатор, глава Святого легиона, стоявшего на службе Инквизиции, начальник Чистилища, командующий Восемнадцатым корпусом королевской армии, сидел, строго выпрямив спину, стараясь не шевелиться. Он был довольно большого роста и обладал немалой силой, но глядя на него, складывалось такое впечатление, что он весил больше, чем могло показаться. В глазах его отчетливо плескалась едва сдерживаемая боль.
Второй — среднего роста мужчина, в белоснежной сутане, серые, очень спокойные глаза и мудрый взгляд. Старческие руки держали могучие ладони генерала. Стояла тишина. Окна были распахнуты настежь, и легкий летний ветерок весело проносился по всем покоям, но вот иного шума не доносилось вовсе. Обычная магия.
Что-то золотисто-белое окружало небольшим туманом их руки, иногда пульсируя, словно сердце, иногда колышась, словно волны моря. Сайрос время от времени как-то по-доброму, по-отечески улыбался в серебристую бороду, а вот Реатор, напротив, выглядел крайне напряженным. Казалось, что его тело незримо деформируется, вернее — кожа, под которой, как под одеялом, словно кто-то быстро пробегает. Любой, кто мало-мальски разбирался в магии, сразу бы почувствовал, как фон вокруг буквально гудит от ее концентрации. Напряжение висело такое, как при использовании сразу десятка боевых заклятий тяжелого класса одновременно, хотя внешне все выглядело довольно буднично и спокойно.
— Как ты себя чувствуешь, сын мой?
Реатор сморщился от резкого приступа боли и тяжело задышал. Потом собрался с силами и начал говорить:
— Мне очень больно, отче.
Сайрос снова улыбнулся, так добро и по-отечески, что Реатор уже от этого почувствовал облегчение. Этот человек для всех, в том числе и для него, был и оставался — и наверняка навсегда останется — загадкой. Он сам являлся могучим воином и полководцем, очень сильным волшебником — единственной из всех школ магии, признаваемой Святой Инквизицией, но его сила не шла ни в какое сравнение с силой того, кого все называли Святой отец. Нет, Сайрос скорее походил на все еще крепкого сухощавого старца, но его сила была внутри, и она не поддавалась никакому пониманию. Никто не знал ее пределов, но все свято верили в то, что она идет от самого Единого бога. Поистине если кто и являлся достойным называться учеником бога, так это Сайрос. Реатор жил уже много лет, но глава Святой Инквизиции был всегда, сколько он помнил, и о его истинном возрасте оставалось только гадать. Его просто называли отцом. Его любили и почитали, и верили беззаветно. Это был воистину великий человек.
— Реатор, могучий воитель и волшебник! Многие, очень многие знаменитые и славные сыны нашего королевства позавидовали и завидуют твоей силе. Крепись, мой сын, кто, если не ты, сможет вынести все это? Кому еще мы можем доверять так?
— Я сделаю все, отче. Бог свидетель — я сделаю все, что нужно, чего бы мне это ни стоило, — каждое слово Реатора звенело от жара искренности.
— Никто и не сомневается в тебе, — продолжал тихо говорить Сайрос. — Что же ты хотел — в тебе собрано множество энергетических сущностей, чья природа иногда в корне отличается друг от друга. Вода и Воздух, Тьма и Смерть, Ад и Земля, Огонь и Разум, Свет и Жизнь. И они многолики, ибо огонь Преисподней совсем не похож на Стихийный, а Тьма и Смерть порой готовы разорвать друг друга. Даже Жизнь и Свет — и те суть разные и иногда жаждут взаимного уничтожения. Потерпи, сын мой. Тебе только и остается, что терпеть. С каждой отнятой магической сущностью, что ты впитываешь в себя, не только растут твои силы и твоя энергия, которая уже поистине колоссальна, но все это приходит во всё большую нестабильность. Различные силы конфликтуют друг с другом внутри тебя, поэтому ты себя так чувствуешь.
— Отец, мне иногда кажется, что я больше просто не в силах уже терпеть. И не только. Иногда я практически уверен что еще чуть-чуть — и я просто утрачу над всеми этими силами контроль. И тогда бывает страшно. И в первую очередь за то, что я могу подвести Вас и сделать все наши усилия напрасными. Не бросайте меня, Отче, без вашей помощи я не справлюсь!
— Спокойствие, сын мой, от боли ты начинаешь говорить глупые вещи. Разве могу я бросить тебя? У нас поистине святая цель, и ничто не должно нам помешать, да и мы сами не можем совершить ни единой ошибки. Помни это, так же как помню и я.
— Простите, отче!
— Не нужно этого, сын мой, я и так знаю, что ты предан нашему делу душой и телом. И твоя жертва очень велика.
— Я делаю всего лишь все, что могу. Все ради бога.
— Твоя вера всегда служила примером для подражания.
Реатор стиснул зубы от нового, особо сильного приступа боли, а его лоб в который раз покрылся испариной, но ласковый ветерок, гуляющий по комнате, мгновенно ее убрал.
— Может, стоит попытаться уравновесить энергию? В Чистилище ожидает приговора много всякой мрази, и может, как-то…. Может, стоит поглощать не все их магические сущности подряд, а рассчитывая, так чтобы сила Воды уравновешивалась силой Огня?