Падший
Шрифт:
Та что слева покривилась. Всего на миг, не больше, но этого было достаточно. Под жаровней факела уже не было подтёков, но я решился на ва-банк. Бросился на демоницу открыто, как чёртов камикадзе, и она среагировала быстрее кобры. Наши рапиры достигли цели почти одновременно. Только вот моя прошла плоть Маржери насквозь, а её звонко сломалась пополам, в очередной раз не преодолев Имя Измаил.
Платформа вскинулась и со стоном накренилась, а мы, кувыркаясь, полетели вниз. Раздался оглушительный грохот, треск, оркестр смолк, повсюду вдруг начали кричать люди, и… я почувствовал смерть. Рухнувшая платформа угодила прямиком на зрительские ряды!..
Мы поднимались в пыли и осколках прожекторов.
Она даже не пошевелилась для этого, но и так было ясно, что она делает. Сейчас Маржери напитается загубленной жизнью тех, кто вдруг оказался раздавлен платформой, и тем самым вылечит себя, возможно став сильнее или быстрее. А я проиграю эту схватку. Ведь останусь почти пуст.
А я останусь?..
Нет, я тоже потянулся к смертям. К терпким и горьким, к странным образом тёпло-сладким, к колко-солоноватым огням людей, которые оказались тут не по своей вине. Против воли прикоснулся к желанию вывезти наконец семью на море, к неустанным попыткам завести детей, к ностальгической тоске по прожитой жизни, к гордости за погибшего при исполнении сына, к мечте о… маленьком лохматом щенке?
Я застонал, стискивая зубы до боли. Пути назад не было. Уже нет.
Лицо с растрескавшимися белилами вытянулось от удивления, когда поток Пламени распался надвое, и стал питать нас обоих. Желтоватые глаза циркачки вдруг застыли, остекленели и увеличились, растянулись вширь. А затем, словно желтки по раскалённой сковородке, потекли по лицу в разные стороны. Теперь их было четыре, и все - самое настоящее зеркало с едва заметными иголочками вертикальных зрачков. Маржери трансформировалась. Принимала свою истинную форму, и притом на ней невозможно стало сфокусировать взгляд. Я видел её тонкие изящные ноги все в крючковатых костяных наростах. Видел когтистые руки с лишним суставом и пышный веером хвост, вместо перьев на котором трепетали плоские не то черви, не то змеи. Но видел я всё это боковым зрением. Куда ни глянь, всюду взгляд проваливался сквозь демоницу, словно бы проделывал в ней дыру. И, главное, невозможно было хоть как-то различить её лицо. Зеркальные глаза, хаотично плывущие по нему в разные стороны, мистически привлекали внимание к себе, и даже с такого расстояния казалось, что смотришь в собственное отражение.
— Такой ты мне нравишься больше, - захлёбываясь отголосками человеческих жизней, рассмеялся я не своим голосом.
Демоница метнулась ко мне, раскинув когтистые руки и разинув пасть. И почему-то уже не смеялась, когда я, отступив вбок на полшага, полоснул рапирой, что всё ещё была у меня. Оставив дымный шлейф, тварь пролетела мимо и с треском и позвякиванием развернулась. Провела ладонью по лицу и оставшимися тремя глазами ошалело уставилась на фосфорисцирующе-белую в полумраке кровь на когтистых длиннющих пальцах. Рапира скорее рассекла лицо демоницы, чем разрезала. И теперь я точно знал, куда бить. О да.
— Убийца!..
Она сделала ложный подскок, и я повёлся. Чудовищная Маржери едва ли была больше меня, но зато оказалась несравнимо сильней - подхватила обеими руками и, подпрыгнув вместе со мной, впечатала в пол.
Я успевал с обновлением Имени в самый последний момент. И как мог уворачивался, пытаясь выползти из-под неё - острые когти дважды скрежетнули рядом, но в итоге всё же сшибли к чертям собачьим дыхание, забрав с собой часть одежды и кожи.
На миг я потерялся, утонув в удаляющихся криках спасшихся и в стонах и мольбах тех, кто ещё остался под обрушившимися металлическими конструкциями. А когда удалось впихнуть кислород обратно в лёгкие и открыть глаза, она была уже вплотную.
— Ну вот ты и мой, гомункул!
– триумфально прозвенело чудовище прекраснейшим из голосов и нанесло удар.
Но я был первым. Схватил её за зеркальную талию и Имя Абитус погасло, увлекая нас обоих сквозь платформу. Я оказался достаточно ловок, чтобы отдёрнуть руки, едва только сам очутился вне её.
— Нет! Нет! Нет!
– забилась Маржери, оказавшись наполовину запертой внутри платформы, но даже её демонических сил не хватало, чтобы высвободиться. Одна её рука тоже очутилась в металле и дереве. Вторая же опасно близко рассекла когтями воздух возле моего лица. Не ощущая ничего, кроме омерзения и гнева, я сломал об колено рапиру, и получившимся штырём одним ударом пригвоздил её свободную руку к доске.
— Имя!
– с присвистом потребовал я, понимая вдруг, что давно уже смеюсь. И, не дожидаясь ответа, погрузил большой палец в один из трёх зеркальных глаз. Он с треском, словно новогодний шарик, лопнул и белым потёк по чудовищному лицу.
– Имя!
— Убийца! Убийца!
– звенела Маржери и ей отовсюду вторил невидимый, перепуганный насмерть конферансье.
— Имя!
– рявкнул я и лишил её ещё одного глаза, порезавшись о его осколки.
А в последнем оставшемся я вдруг увидел себя. Точнее того, кто орудовал в моём хилом теле. Решительного. Яростного. Гордого.
— Постой! Остановись!
– зазвенела Маржери, но я был неумолим:
— Имя!!
— Сoлис! Солис!
Всё ещё смеясь, я оглянулся и увидел массивную металлическую трубу, что изначально служила частью опоры для вращающейся платформы. Взял её, медленно повернулся и… одним размашистым ударом, словно грёбаный мячик для гольфа, со смачным звуком снёс демонице голову.
Дальше нахлынули пульсирующая по всему телу боль и туман. И то ли это были мои шаги, то ли сердце так медленно билось, понять я не мог. Но когда я открыл глаза, то никакого цирка уже не было. Передо мною вдаль стелился родной город, где-то в центре которого виднелся знаменитый старинный шпиль. Город опять пробуждался под первыми робкими лучами вновь восстающего солнца, как и вчера, и позавчера, как и за сотню лет до меня. Но сейчас наступал новый рассвет. Иной, нежели раньше. Я сидел на пятках, коленями в прохладную землю, весь в крови, что виднелась сквозь десятки разрывов в рубахе, которая превратилась в лохмотья. И думал - сейчас уже всё будет по-другому…
Что-то зудело внутри меня. Звало и стенало. Умоляло меня о чём-то звенящим, прекраснейшим из голосов. Никогда ещё не вмещавший в себя такое количество Пламени, факел мой бушевал. Как в полусне я наклонил его к последнему Имени и негромко повелел:
— Солис.
И оно покорно вспыхнуло. Теперь точно всё. Теперь я был полон.
Но… что это? Звенящий женский голос переливчатым эхом всё ещё носился в моей голове, и я знал, что он заключён в жаровне. А к моим ногам с пепельного потолка медленно спускалась лестница. У её основания наверху вдруг вспыхнула арка, или даже своего рода дверь, на которой ослепительно-белым воссияли все три Имени, что были на выступах. И как только я ступил на первую ступень, умоляющий перезвон захваченной мной Солис превратился в визг и плач. Надо же, ужасу всё же удалось сделать этот голосок ещё прекрасней…