Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939
Шрифт:
В качестве цели политического диалога германским дипломатам — специалистам по России виделось создание прочных договорных рамок для будущей внешней политики национал-социалистской Германии путем возрождения прежних или создания новых германо-советских связей, с помощью которых имелось в виду:
— надежно обуздать стремление Гитлера к войне,
— удовлетворить интересы безопасности СССР и
— закрепить статус-кво в Восточной Европе.
Тем самым предполагалось создать в Восточной Европе ситуацию, в условиях которой дальнейшие германские притязания могли бы если не пресекаться, то по крайней мере ослабляться и смягчаться с помощью политических, то есть неизбежно совместных и мирных, средств. Таким путем намеревались по возможности исключить угрозу расширения локальных кризисов, которые, как предполагалось, Гитлер и впредь будет провоцировать, до масштабов вооруженных конфликтов с риском превращения их в большую войну. Целью было предотвращение войны как таковой. Путь к этой
После того, как в начале апреля 1939 г. стали известны планы Гитлера в отношении Польши, указанная дипломатическая инициатива заметно усилилась. В то время как на МИД теперь возлагалась задача «изоляции Польши», а в рамках этой задачи и дипломатии, занимавшейся Россией, во все большей мере отводилась роль пособницы в осуществлении военных приготовлений Гитлера, последняя в условиях усиливавшегося цейтнота параллельно интенсифицировала также свои неофициальные и полуофициальные усилия. При этом она все больше вступала в коллизию со своими официальными директивами: хотя эти последние и расширяли сферу дозволенных ей действий, на периферии которой могли продолжаться самостоятельные инициативы, но в то же время она должна была осознавать тот факт, что ее хотят использовать всего лишь как инструмент тактического сближения выраженно агрессивной Германии с ослабленным чистками и ориентирующимся на оборонительную стратегию советским государством. Она пыталась избежать этой конфликтной ситуации путем вовлечения обеих сторон в процесс обеспечения подлинной, долгосрочной разрядки и улучшения отношений с целью восстановления надежной договорной основы.
При этом германская дипломатия в России, опиравшаяся на тесное взаимодействие с итальянским посольством в Москве и на нередко поступавшую в ее распоряжение информацию западных посольств, ориентировалась на условия Берлинского договора от 24 апреля 1926 г.: германское посольство в Москве выступало за оживление духа договора о нейтралитете, так как считало, что только при этом условии возможно достижение советского bona fides как основы желательного расширения надлежащих германо-советских отношений. Оно призывало имперское правительство достоверно подкрепить идею договора о нейтралитете в классической форме пактов о ненападении времен пакта Бриана — Келлога. При этом мысль устремлялась в направлении пакта о ненападении поначалу
– в форме оживления Берлинского договора о нейтралитете, сопровождаемого заверением, что Германия не преследует никаких враждебных СССР целей, а также германским заявлением о намерениях относительно Польши и декларированием отказа от притязаний в отношении Прибалтийских государств (составленный Шуленбургом каталог мероприятий от 7 июня 1939 г.), а впоследствии в условиях более реалистичной оценки военных намерений Гитлера
– в форме заключения пакта о ненападении между Германией и СССР, сопровождаемого оказанием германского влияния на Японию, предоставлением совместных гарантий Прибалтийским государствам и подписанием экономического соглашения на широкой основе («план Шуленбурга» от конца июня 1939 г.).
Одновременно ответственные сотрудники германского посольства в Москве поставили в известность об этих намерениях и об уже прилагавшихся усилиях Германии в направлении сближения с Советским правительством представителей западных держав; целью их инициативы в отношении западных держав было побудить Англию и Францию к заключению политического, а в дальнейшем и военного оборонительного союза с СССР, который мог бы дополнить и сделать многосторонней возникающую в результате подписания германо-советского пакта о ненападении систему безопасности в Центральной и Восточной Европе и таким путем принудить Гитлера к «мирному образу действий».
Если у Риббентропа и Гитлера эти идеи занимавшихся Россией дипломатов встретили мало понимания, то у Советского правительства, несмотря на постоянное серьезное недоверие его к скрытым подлинным намерениям германской стороны, они смогли — с известной передвижкой фаз — вызвать интерес. Шуленбургу предположительно прежде всего в его беседах с Астаховым (17 июня 1939 г.) и Молотовым (28 июня 1939 г.) удалось пробудить к таким идеям интерес советской стороны намеками на то, что договор о нейтралитете все еще остается в силе, попутно сделанными им в ходе выполнения официальных поручений. Эти намеки, а также тот факт, что имперское правительство было в курсе усилий германского посла, о чем в конце июня было доведено до сведения Советского правительства итальянским министром иностранных дел, положительно воздействовали на советскую готовность к переговорам.
15 августа Молотов недвусмысленно проявил интерес к идее, лежавшей в основе «плана Шуленбурга», и осведомился об отношении германского правительства к вопросу заключения пакта о ненападении. Он выразил готовность Советского правительства начать конкретные переговоры при условии, что и имперское правительство одобрит этот (разработанный Шуленбургом) план. Гитлер незамедлительно дал положительный ответ, с жадностью подхватив это первое и конкретное волеизъявление советской стороны [1307] .
1307
В своем выступлении перед главнокомандующими в Оберзальцберге 22 августа 1939 г. Гитлер корректно воспроизвел последовательность инициатив, подчеркнув, что он сам после смещения Литвинова положил начало перестройке отношений с СССР и подал идею экономических переговоров. Далее он заявил: «Наконец, от русских (разрядка в тексте. — И.Ф.) поступило предложение: 1) о пакте о ненападении; 2) о вмешательстве в отношения между Японией и Россией; 3) об урегулировании вопроса о прибалтийских провинциях» (Prozess, XU, S. 24).
Тем самым проявленная дипломатией инициатива, собственно, уже достигла своей цели. Однако с обеих сторон дали себя знать наслоения проблем и осложнений: Гитлер воспользовался инициативой дипломатии в качестве средства для другой цели, а Советское правительство питало недоверие к провозглашенной цели или по крайней мере сознавало ее амбивалентность. Эти обстоятельства — решительное использование указанной дипломатической инициативы в интересах подготовки войны Гитлером и непонимание ее трудной и частично независимой роли Советским правительством — придали ей характер трагического шага глобально-исторической значимости. Трагичность усилий Шуленбурга и его ближайших коллег состояла в том, что в те отмеченные лихорадочностью действий недели и дни, которые предшествовали заключению пакта, они все больше сознавали свою объективно роковую роль, но в то же время в силу самими ими избранных предпосылок не видели никакого иного пути, кроме как еще упорнее стремиться к однажды поставленной себе цели.
Своего рода моментальный снимок этих отчаянных усилий, относящихся предположительно к 17 или 19 августа, оставил в своих воспоминаниях Никита Хрущев, который поведал:
«Вспоминаю, как... Молотов... пришел к Сталину и сообщил, что пригласил к себе Шуленбурга... Шуленбург, как показала история, был активным сторонником... укрепления мирных взаимоотношений между Германией и Советским Союзом. Он был решительным противником войны Германии против Советского Союза... И вот незадолго до 23 августа 1939 г. Молотов вызвал Шуленбурга и отрегулировал с ним определенные вопросы, вытекавшие уже из договора. Так вот, Шуленбург буквально умолял заключить договор, чтобы дело не дошло до войны, именно этот пакт о ненападении и дружбе... И Шуленбург сказал что-то вроде: «Сам бог... нам помог, сам бог помог... Правда, наше отношение к этому было тогда такое, что все это игра. Но потом история показала, что это действительно были искренние настроения и понимание необходимости строить отношения Германии с Советским Союзом на мирной основе, а не на военной...» [1308]
1308
Н.Хрущев. Воспоминания. Избранные отрывки. Нью-Йорк, 1982, т. 1,с. 41 и след.
Несколько дней спустя дипломатическая инициатива драматическим образом показала свою ошибочность: она уже длительное время перекрывалась инициативой Гитлера, которая, до дна исчерпав все ее возможности, в решающий момент взяла верх.
2. Инициатива Гитлера. Инициатива Гитлера оказала решающее воздействие на становление пакта в его окончательном виде. Еще в своих ранних внешнеполитических соображениях Адольф Гитлер считался с возможностью союза с Россией. При этом для него с самого начала был очевиден чисто тактический характер такого союза: он считал, что союзы заключают только для войны, а союз с Россией — специально для войны против западных держав. После того как «будет покончено» с западными державами, Германии предстояла, по его убеждению, последняя и окончательная конфронтация, конфронтация с тем, что он называл «московитством», — смесью славянства, еврейства и русского государственного централизма. При этом русских, находящихся под властью сталинизма, надлежало вытеснить за Урал, другие славянские народы — сильно сократить количественно, русское еврейство — уничтожить, а европейскую часть России — заселить немцами, превратив в «жизненное пространство» для германской расы. Немецкие исследователи национал-социализма вплоть до деталей проанализировали вытекающие из этих установок планы Гитлера и Гиммлера в отношении Востока и не оставили никаких сомнений в решимости этих людей рано или поздно с помощью соответствующих средств реализовать свои планы.