Палач и Черная птичка

Уивер Бринн

Мы обнимаем ее на прощание у двери, у Роуэна оказывается наклейка золотой звезды на щеке, а Ларк, пританцовывая, уходит.

— Давай, нужна твоя помощь, — говорит он, беря меня за руку, когда Ларк сворачивает за угол двумя кварталами ниже, направляясь к своему отелю. Роуэн тащит меня за собой в противоположном направлении. — Очень важное дело, Черная птичка.

— Какое еще дело?

— Увидишь.

— Ты не уберешь наклейку с лица?

Роуэн усмехается.

— Нет. Я так красивее.

Через четыре квартала и один поворот Роуэн останавливает меня. Хотя я

спрашиваю, что он делает и где мы находимся, он уклоняется от вопросов. Вместо ответа он заходит за спину, закрывая ладонями мои глаза, толкая вперед. Я хочу подколоть его насчет того, что не собираюсь идти пешком через весь Бостон с закрытыми глазами, когда мы останавливаемся, поворачивая налево.

— Готова? — спрашивает он.

Я киваю.

Он убирает руки от моих глаз.

Передо мной фасад кирпичного здания, где новый черный навес натянут над зоной отдыха на открытом воздухе, на свежевыкрашенной террасе еще нет стульев. Интерьер закончен, роскошные детали мебели и столы из темного дерева сочетаются с открытой кирпичной кладкой и неожиданными оттенками бирюзового декора. Массивные папоротники мягко колышутся на ветру от кондиционера, скрытого среди промышленной сети черных стальных балок и воздуховодов на потолке. Здесь красиво и элегантно, но в то же время уютно.

А через весь фасад ресторана, над дверью и навесом, тянется массивная вывеска.

«Палач & Черная птичка».

— Роуэн… — я подхожу на шаг ближе, разглядывая надпись, красивого ворона из кованого железа и мясницкий тесак, расположенные за первыми буквами. — Ты серьезно?

— Тебе нравится?

— Это невероятно. Очень нравится.

— Что ж, это большое облегчение, учитывая, что до открытия осталось две недели. Места забронированы до Рождества. Было бы неловко все отменять, — со вспышкой улыбки он берет меня за руку и тащит к двери, где на большом плакате подробно рассказывается о предстоящем торжественном открытии и указаны контактные данные. Он отпирает ее и придерживает дверь, чтобы я вошла внутрь, нас встречает запах свежей краски и новой мебели. — Но мне все равно нужна твоя помощь.

Когда мы направляемся на кухню, Роуэн указывает на детали, украшения, которые отражают вкусы его братьев, например, бурбон «Weller's» за стойкой бара, когда Фионн придет на открытие, или фирменные кожаные подставки, изготовленные Лакланом. Но я тоже везде. Огромное черное крыло с замысловатыми перьями на стене над кабинками — именно там, где я хотела бы сидеть. Черно-белые картины местных художников, изображающих воронов, на каждой из них присутствует мясницкий нож или разделочная доска.

Там не только я. А мы.

Я останавливаю Роуэна в центре комнаты. Его взгляд скользит по моему лицу и опускается к шее, когда у меня в горле возникает жгучий комок.

— Ты… — это все, что мне удается выдавить из себя. Я жестом указываю между нами, а затем на помещение. — Это…?

Роуэн пытается подавить смех, когда понимающая ухмылка расползается по его губам.

— Красноречиво. Это еще одна ситуация «мужчина-парень»? Надеюсь, однажды

ты придумаешь что-то…

— Я люблю тебя, Роуэн, — выпаливаю я. Мне требуется всего мгновение, чтобы заметить шок на его лице, потом я бросаюсь к нему, заключая его крепкое тело в свои объятия. Его сердце колотится у меня под ухом, когда я прижимаюсь лицом к его груди.

Его руки обвиваются вокруг меня, одна рука запускается в волосы, он целует меня в макушку.

— Я тоже люблю тебя, Слоан. Очень сильно. Но ресторан, думаю, уже сам все сказал за меня.

Я смеюсь ему в грудь и просовываю руку между нами, чтобы поймать слезинку, пока она не упала.

— Я вроде как уловила фишку. Но засомневалась. Возможно, из-за вывески у входа.

Роуэн отстраняется, теплыми руками обнимая за плечи. Когда он смотрит на меня сверху вниз, я вижу, как все мои чувства отражаются в его слабой улыбке и нежных глазах. Я испытываю облегчение, зная, что могу любить и быть любимой, после долгих лет размышлений о том, насколько я сломлена, что в моем сердце оставалось место только для мести и одиночества. И мне кажется, я вижу, как освобождение от этого бремени отражается и в глазах Роуэна.

— Пойдем, — говорит он после быстрого поцелуя в мои губы. — Мне правда нужна помощь.

Роуэн ведет меня на кухню, где под встроенными светильниками на свежевыкрашенном потолке поблескивают совершенно новые бытовые приборы и столешницы из нержавеющей стали. Сначала он направляется к ряду крючков, на которых висят фартуки, и бросает один мне, потом исчезает в холодильнике.

— Что мы делаем? — спрашиваю я, когда он возвращается с ингредиентами, сложенными на подносе, который ставит на стойку рядом со мной.

— Строим космический корабль, — он ухмыляется, когда я бросаю на него равнодушный взгляд. — Готовим, очевидно же. Я все еще подбираю обеденное меню на неделю открытия. Мне нужна твоя помощь.

— Я думала, мы уже выяснили, что готовка — не моя сильная сторона.

— Нет, мы выяснили, что ты прекрасно готовишь, нам просто нужно делать это вместе.

И мы делаем.

Мы начинаем с более простых вещей, например, готовим заправку «red wine vinaigrette» для салата и овощи для супа. Затем переходим к более сложным блюдам — свиной корейке с кольцами лука-шалота, филе лосося со сливочным соусом. И наблюдать за тем, как Роуэн делится своим искусством с такой страстью и уверенностью, все равно что вводить афродизиак прямо в мои вены. Мое желание к нему становится все сильнее с каждым проходящим мгновением, а он настолько погружен в дело, что, кажется, не замечает никаких признаков.

От этого я хочу его еще больше.

Мы пробуем блюда, которые готовим, и Роуэн прижимает золотую звезду со своей щеки к верхней части свежей страницы в испачканном блокноте с загнутыми уголками, где он записывает идеи и отзывы обо всем, что мы готовим. А потом объявляет, что пришло время для десерта, блюда, в котором он больше всего нуждается в помощи. Когда я пытаюсь возразить, что наелась, он отшучивается.

— Я знаю, ты можешь больше, — говорит он с ухмылкой, затем направляется к холодильнику.