Палач из Гайд-парка
Шрифт:
– Но ты не должна этого делать, – возразила Шарлотта. – Он не захочет увольнять своего дворецкого только за то, что тот наказал девушку за упущение по работе…
Даже отвечая сестре, она думала о другом. Перед мысленным взором возникло лицо Джерома Карвела, углубленное и проницательное, исполненное боли и печали, одухотворенное этими чувствами. Уж он, наверное, не позволил бы кому-нибудь из слуг обращаться так жестоко с людьми… Или же он зависит от слуги, живущего у него в доме и знающего его так, как может знать только слуга?
– Шарлотта? – тихо спросила Эмили. – Что? О чем ты
– Так просто. Почти ни о чем. Но ты не должна сама разговаривать со Скарборо. Этим ты горничной не поможешь.
– Но почему? Это в моих силах.
– Нет, поверь мне. На это есть причины.
– Какие же?
– Основательные, касающиеся мистера Карвела. Пожалуйста, молчи.
– Тогда я сама найму ее, – решительно ответила Эмили. – Ты бы видела ее, Шарлотта. Я не позволю так обращаться с людьми.
Та уже хотела ответить сестре, но в это время к ним, улыбаясь, подошла Далси Арледж. Хотя держалась она по-прежнему прямо, лицо у нее было усталое, а улыбка – напряженная.
– Бедняжка, – тихо сказала, почти шепнула Шарлотта Эмили, все еще глядя на Далси.
– Но мне кажется, она выглядит лучше, чем выглядела бы я в подобных обстоятельствах, – ответила Эмили, и в голосе ее послышались недоговоренность и неуверенность, которые Шарлотта не знала, чему приписать. Однако спрашивать, что она этим хочет сказать, было уже поздно. Далси была почти рядом.
– Все прошло очень трогательно, – любезно сказала Шарлотта.
– Спасибо, миссис Питт, – приняла комплимент Далси.
Эмили прибавила что-то в том же духе, но, прежде чем Далси успела ей ответить нечто формально-вежливое, соответствующее обстоятельствам, к ним присоединились леди Лисмор и Лэндон Харлвуд.
– Далси, дорогая, – начала, дружески улыбаясь, леди Лисмор, – ты знакома с мистером Харлвудом? Он очень восхищался сочинениями Эйдана и пришел сюда засвидетельствовать свое почтение и выразить сочувствие.
– Нет, мы не знакомы, – сказал Харлвуд.
– Да, знакома, – ответила Далси одновременно с ним.
Харлвуд покраснел.
– Пожалуйста, извините, – поспешил он поправиться, – я, конечно, встречался прежде с миссис Арледж. Но хотел сказать, что наше знакомство было очень поверхностным. Как поживаете, миссис Арледж? Я польщен, что вы меня помните. Ведь людей, которые восхищались работами вашего мужа, множество.
– Как поживаете, мистер Харлвуд? – ответила она, глядя на него большими темно-голубыми глазами. – С вашей стороны было очень любезно прийти. И я очень благодарна вам за теплое отношение к сочинениям моего мужа. Я уверена, что имя его останется жить, и, возможно, его творчество будет доставлять людям удовольствие и радость и в будущем.
– Не сомневаюсь. – Он слегка поклонился, пытливо и явно озабоченно всматриваясь в ее лицо. – С моей стороны не будет невежливым сказать, как я восхищаюсь чувством достоинства, с которым вы переносите свою утрату, миссис Арледж?
Она сильно покраснела и опустила глаза.
– Благодарю, мистер Харлвуд, хотя боюсь, что вы мне льстите. Но это очень благородно с вашей стороны.
– О, вовсе нет, – поспешно вставила леди Лисмор. – Это истинная правда. А теперь, я полагаю, вы уже можете удалиться после такого
Далси глубоко вздохнула, больше не глядя на Харлвуда.
– Дорогая моя, я, наверное, должна быть благодарна, если вы не против остаться.
– Позвольте проводить вас до экипажа? – И Харлвуд предложил ей руку.
Несколько мгновений вдова колебалась. Она нервно провела кончиком языка по губам, лицо ее при этом выразило крайнюю степень усталости. Но Далси любезно отклонила предложение и направилась в одиночестве к двери, которую предупредительно открыл отступивший назад Скарборо. Затем он, пропустив ее, последовал за миссис Арледж, спросил у лакея ее плащ и подозвал ее карету.
– Замечательная особа, – сказала прочувствованно леди Лисмор.
Харлвуд, с легкой краской на щеках, все еще смотрел на дверь, в которую вышла миссис Арледи.
– Да, действительно, – отозвался он эхом, – в высшей степени замечательная.
Глава девятая
Ранним утром леди Аманда Килбрайд в одиночестве выехала на прогулку и направилась к Роттен-роу. Накануне вечером она поссорилась с мужем и решила: пусть, когда встанет, поищет ее. Он, конечно, не подумает, что она покинула его навсегда. О таком не могло быть и речи, но пусть поволнуется. А он очень встревожится и будет опасаться, как бы она не выкинула какой-нибудь глупости: вдруг, например, выполнит свое обещание бежать из дома и начать драматический любовный роман с первым же представительным мужчиной, который будет ее о том умолять.
Однако при холодном бледном свете утра она должна была признать, что ей встречалось не слишком много представительных мужчин, тем более таких, которые склонны завести любовный роман с замужней женщиной. Причем в такой короткий промежуток времени: от девяти часов вечера, когда она произнесла свою угрозу, и до полуночи, когда удалилась в спальню и заперла за собой дверь.
Но все же теперь пусть он поломает себе голову в догадках, где она!
Миссис Килбрайд доехала до начала Роттен-роу, отметив, как мрачно выглядит пространство за деревьями. Она подумала, что сейчас не помешал бы хороший легкий галоп – это то, что надо. Женщина наклонилась немного вперед и похлопала лошадь по шее, сказав ей несколько ободряющих слов. Лошадь запрядала ушами, уловив перемену в интонации седока. Все утро хозяйка жаловалась ей на свою несчастную жизнь и несправедливое к себе отношение. А теперь понуждала ее к легкой пробежке и даже к галопу…
Леди Аманда была хорошей наездницей и знала это. И сейчас испытывала большое удовольствие от верховой езды, которое обострялось еще ярким весенним солнцем, длинными утренними тенями, ложащимися на Роттен-роу, и видом сверкающей росы на траве близлежащего парка. Людей вокруг почти не было – даже на Найтсбридж, насколько она могла видеть сквозь деревья у конца парка. Попадались навстречу редкие гуляки, еще не ложившиеся спать, но, может, это были ранние пташки вроде нее, наслаждающиеся ярким светом прохладного утра и благодетельным одиночеством.