Пампушка для злого босса

Рей Полина

– Ладно... я помню наш последний разговор. И ты права была - больше никаких закармливаний.

– И никакого сна днём если не захочет.

– И никакого сна днём, - сдался Алексей.
– А теперь зови её ужинать, обещаю больше не быть наседкой.

Нехороший холодок прошёлся по спине, когда я услышала это «зови её ужинать». Даже как-то особенно остро кольнуло с левой стороны, где сердце пропустило удар.

– В каком смысле «зови»? Разве она не с тобой?

– Нет... она домой побежала с прогулки, сказала - к тебе.

Я видела,

как лицо Алексея меняется на глазах - превращаясь в застывшую каменную маску, и словно бы вернулась назад, туда, на восемь лет назад, где был вот такой же Казанский. Только сейчас и я испытывала весь тот ужас, что испытал тогда Лёша.

– Дома её точно нет?
– выдохнул он.

– Нет... но я проверю.

Слова удалось выдохнуть с огромным трудом. Словно в полусне я видела, как Казанский разворачивается и бежит в сторону ворот, чтобы искать Любу. Кто-то что-то спрашивал у меня - кажется, это была Оля, пока я шла на неверных ногах к дому, прекрасно понимая, что дочери там быть не может.

Близнецы по сотому разу обходили улицу, Казанский так и не вернулся, я, пытаясь держать себя в руках, сидела на крыльце, допивая порцию корвалола, на которой настоял врач, потревоженный звонком Ольги, когда я схватилась за поясницу в очередной раз.

– Давайте вызовем полицию, - снова предложил Сергей, и Оля помотала головой.

– Потом это обсудим. Сначала дождёмся Лёшу.

– Окей.

Я уткнулась взглядом в свои колени, соображая, где может быть Люба. Мне не давал покоя спор дочери с Алексеем, который они затеяли днём. И хоть было совсем непохоже, чтобы Люба вредничала таким образом, я очень надеялась, что причина её пропажи кроется именно в этом.

– Кажется, я знаю, где она...
– выдохнула я, поднимаясь с крыльца.
– Если найду - позвоню Лёше.

Поднимаясь по крутой и довольно хлипкой лесенке, ведущей в домик, что был устроен на кроне дерева, я молилась, чтобы не оступиться и не рухнуть вниз. И чтобы дочь оказалась внутри. И как только мы сразу не догадались поискать здесь?

Через несколько секунд двери домика открылись и из них высунулась Люба, внимание которой, видимо, привлёк скрип лесенки. Облегчение затопило с головой, но я не произнесла ни слова, продолжая свой путь наверх. Смогла выдохнуть только когда оказалась в домике и набрала номер Лёши, чтобы сообщить ему о том, что пропажа нашлась.

Сама Люба наблюдала за мной с опаской, но на лице её было написано упрямое выражение - подбородок вздёрнут, и сама малышка, кажется, до победного готова отвоёвывать свою свободу и возможность вот так пропасть без предупреждения.

– Наверное, не стоит говорить, что так делать нельзя, - стараясь придать голосу строгости, проговорила я, присаживаясь на перевёрнутый кверху дном ящик, который служил в домике и столом, и стулом, и диваном.

– И тебе залезать сюда тоже нельзя.

– Потому что это домик для детей?

– Нет. Потому что ты могла упасть.

– Мне бы не пришлось этого делать,

если бы ты здесь не спряталась.

Люба кивнула, соглашаясь с моими доводами, после чего отошла и принялась смотреть в криво вырезанное в досках окно, выходящее на поле, залитое оранжевым светом вечернего солнца.

– Я думала, папа догадается, что я здесь. Придёт и мы поговорим.

Интересно, была ли я такой же в семь лет? Кажется, совсем нет. Но как же на нас непохожи дети и сравнивать себя и их - глупо. Равно как и навязывать им то, что они категорически не желают принимать.

– Вы с папой обязательно поговорите. Только сейчас он придёт немного в себя. А пока поговорим мы с тобой.

– Ты будешь меня ругать?

– Не буду. Хотя, ты заслужила. Просто расскажу тебе кое-что, и ты сама решишь, будешь так дальше делать или нет. Идёт?

– Идёт. Но я уже всё равно, наверное, не буду.

– То есть, не рассказывать?

– Расскажи... пожалуйста.

Сделав глубокий вдох, смотрю на дочь, на лице которой написан искренний интерес. Тема Лины была табу в общении Алексея с Любой, и он истово оберегал этот секрет. Наверное, даже сейчас я не имела права вмешиваться в это и выдавать ту тайну, которая принадлежала не мне, но если гиперопека Казанского и дальше будет приводить к таким последствиям...

Когда родилась старшая дочь, наверное, только тогда я смогла прочувствовать весь ужас того, что пережил Алексей, когда не стало Лины. Вскакивала ночью даже когда Люба спокойно спала в своей кровати, проверяла, всё ли с ней в порядке. И сам Казанский тоже, видимо, делал всё, чтобы предвосхитить какие-то трудности, пусть порой это и доходило до абсурда. Но Люба, по крайней мере, имела право знать, почему так происходило, чтобы лучше понимать отца.

Опасаясь, что после обязательно отхвачу от Лёши, я начала медленно, взвешивая каждое слово, рассказывать:

– Ты уже наверное, знаешь, что мы с твоим папой познакомились за два года до того, как родилась ты. А до этого каждый из нас жил своей жизнью и даже не подозревал о существовании другого.

– Знаю. И папа сказал, что ты родилась, когда ему было десять лет. Потому он такой старый.

– Это папа так шутит. Ничего он не старый.

– Я ему так же сказала.

Люба с интересом продолжала слушать, пока я - продолжала подбирать слова.

– До того, как мы с твоим отцом познакомились, у него была своя жизнь. И в этой жизни... у него была дочь.

Я замолчала - Люба молчала тоже. Но по лицу её я видела, что она ошарашена, хотя и пытается этого не показывать. Всего на мгновение у меня родилось ощущение, что я только что совершила ужасную ошибку, но я быстро отогнала его прочь.

– А где она сейчас?
– наконец задала вопрос Люба, с опаской, будто я говорила ей об этом потому, что хотела сообщить, что её папа теперь будет воспитывать не только её, но ещё и другую девочку.

– Её больше нет... Она умерла ещё до твоего рождения.