Пампушка для злого босса
Шрифт:
– Именно поэтому ты и пошла тогда со мной, когда заново «познакомились» в баре?
– Намекаешь, что ты моя ошибка, опыт и шишки на лбу в одном флаконе?
Не сдерживаясь, запрокидываю голову и смеюсь. Точнее не скажешь ведь. В гостиной стихают голоса - так и вижу, как отец прислушивается к происходящему в кухне, как я это делала несколькими минутами ранее.
– И если говорить об отце, то скорее это у него сложно пройти фейс-контроль. Но думаю, все папы такие.
– Думаю, да.
Он отворачивается, раскладывает на тарелке черри и,
– Пойдём?
– Пойдём, - отвечаю эхом и, забрав сыр, иду следом.
Такие ощущения как эти - на пересчёт. Даже не знаю, со всеми ли бывает такое, когда чувствуешь что-то особенное, что витает в воздухе, и понимаешь, что запомнишь эти мгновения навсегда. Вроде бы обычный вечер, один из множества в череде точно таких же, и в то же время - совсем иной. Хочется, чтобы время замерло, и не бежало так быстро, а ты просто обрёл бы возможность зафиксировать в памяти каждый миг до чёрточки.
– Сегодня у нас особенный день, - говорит изрядно повеселевший папа, парой минут раньше вызвавший такси.
Видеть его вот таким - что-то запредельное по эмоциям. Я всегда знала: что бы ни случилось в моей жизни, рядом будет отец, и мы разделим с ним то, что выпало на долю каждого. Это особенно ценное ощущение, которое я бы не променяла ни на что иное.
– Ну, если уж быть совсем конкретными, то вечер, - улыбаюсь я в ответ.
– Хорошо, что завтра суббота.
– Вера, умеешь же ты вернуть людей с неба на землю. Нам намекают, что мы задержались? Или мне так только кажется?
– качает головой Казанский, и папа хлопает его по плечу. Эти двое определённо нашли общий язык.
– Я не об этом!
– возмущённо откликаюсь, поднимая бокал выше, ведь отец, судя по всему, собирается произнести тост.
– Говори, пап, мы ждём.
Людмила опускает голову, и пряди волос скрывают от нас её лицо. Что-то здесь нечисто, и я, кажется, начинаю понимать, что именно, но боюсь в это верить.
– В общем... у нас сегодня особенный день, - кашлянув, продолжает папа.
– Мы с Людочкой приехали знакомиться к вам, но не просто знакомиться, а с новостями.
Это «к вам» звучит очень интересно, но я только поджимаю губы и молчу под взглядом Казанского. Как будто сама бы не поняла, что возмущаться сейчас - не лучшая идея.
– Та-а-а-к...
– подгоняю, когда молчание становится слишком затяжным.
– Ну, говорите, что за новости.
– Мы с Людой женимся. Свадьба через две недели.
Папа выпаливает эту новость быстро, словно от скорости, с которой произнесёт слова, зависит, насколько хорошо они будут приняты. А мне хочется счастливо хохотать, так дурашливо, по-настоящему. Искренне, потому что безумно рада за отца.
– Пап... Какой ты... Хоть бы намекнул на что-то...
– качаю я головой.
– Люда хотела сюрприз сделать.
– И это у вас получилось. Уже всё готово?
– Да. Но всё скромно будет. Вы вот с Лёшей, Барыгины, Масликовы. И пара знакомых Люды.
Я молчу, переваривая услышанное. «Вот вы
– Окей. А платье-костюм-банкет?
– Это мы уже предусмотрели.
Отец, будто бы разом выдохнувший оттого, что я спокойно восприняла известие, поднимается на ноги и скрывается в прихожей, откуда возвращается с двумя золотистыми прямоугольниками приглашений на свадьбу.
– Это вам, - вручает он мне и Казанскому по одному из них.
– Там всё указано.
Смотрю на свой пригласительный невидящим взглядом, буквы расплываются перед глазами. Киваю, отпивая ещё глоток вина.
– Пап... Это так круто, - выдыхаю, поднимая бокал с остатками спиртного.
– Безумно рада.
Людмила всё также смущена. Отец - тоже. Что не мешает мне радоваться за обоих так, будто на моей улице только что перевернулся грузовик с глазированными пряниками. И Казанский тоже в этом всём - улыбается, допивая остатки вина. Но почти ничего не ест. Впрочем, с этим мы разберёмся позже.
Как так выходит, что у этого невыносимого мужчины есть оружие, против которого доводы моего разума не играют никакой роли? Ведь стоит заявить ему, что он остаётся ночевать у меня, как папа просто кивает и уводит Людмилу из квартиры, а я стою и не знаю, что сказать в ответ.
– Просто я знаю, чего хочу, - пожимает плечами Казанский на мой удивлённый вид, после чего проходит в гостевую комнату. И это тоже ответ на вопрос, где он будет спать сегодня.
Я не намерена сдаваться прямо сейчас, а Алексей - не собирается настаивать на большем.
– Ты мне дашь бельё? Или ложиться прямо так?
– кивает он на кровать, заваленную всякой всячиной.
– Отправить бы тебя домой, да рука не поднимается, - ворчу я, застывая в дверях и складывая руки на груди.
– Надо было папе поведать о том, что именно я о тебе думаю.
– А что ты обо мне думаешь?
Казанский садится на край постели и стягивает через голову джемпер. Даже в полумраке вижу, насколько его тело стало худым и измождённым.
– Я думаю, что ты - самый невыносимый из всех возможных мужчин, которые встречались мне в жизни.
– И тебе с этим существовать.
– Звучит как приговор...
– Это он и был.
Засыпая в эту ночь, ловлю себя на том, что каждую минуту задерживаю дыхание не несколько секунд. Прислушиваюсь к тому, что происходит в гостевой комнате, словно боюсь спугнуть нежданное счастье. Алексей рядом, в нескольких метрах. Но сейчас мне не хочется большего. Мы уже сделали многое - пришли к тому, с чего начали. И я хотела наслаждаться каждым мгновением вместе.
Утром меня будит звук осторожно открываемой входной двери, что заставляет испуганно подскочить в постели от отчаянно колотящегося о рёбра сердца. Страх, что ко мне в квартиру пытается вломиться вор, такой огромный, что я не сразу вспоминаю, что уснула не одна. Это успокаивает - если что. Казанский, как я надеюсь, сможет меня защитить.