Память Крови
Шрифт:
Поймав удивленные взгляды местных коллег, Сава охотно пояснил:
— Это наш специалист по кокаину. Он его обычно уничтожает путем поедания. Так привык, что даже от гриппа только кокаином лечится.
Это заявление несколько разрядило обстановку, а главное — киргизы перестали дуться на свалившихся им на голову магаданцев, полностью переключив внимание на Толькин бенефис. Через пятнадцать минут они уже заглядывали Саве в рот и восторженно хлопали его по плечам после каждой реплики.
Вообще,
Ну посудите сами. Завершалась достойная хорошей повести транзитная операция «Магадан — Кара Балта». Но не было белоснежной виллы с бассейном. Не было плечистых охранников с «Береттами» под смокингами. Не летали на бреющем вертолеты, обстреливая мужественных сыщиков из авиационных пушек. И даже захудалый «Кадиллак» с бронированными стеклами ни разу не заезжал во владения сельской акулы подпольного бизнеса.
А был грязный двор с дощатыми сараями, обычным почерневшим деревянным домом-развалюхой, вонючим, с убогой обстановкой. Была неопределенного возраста хозяйка, замученная бытом, и не поддающимися подсчету ребятишками. И был разбуженный операми тридцатипятилетний уйгур с прозаическим именем Коля, небритый, сердито зыркающий красными воспаленными глазами.
Киряков, присев на стоящие в кухне бумажные мешки то ли с мукой, то ли с комбикормом, и, положив на колени дипломат, приготовился писать протокол.
Сыщики вели обыск. Операторы снимали. Игорь шепотом их консультировал.
Начали, как обычно, с личного досмотра. Ребятишек отправили к соседям, хозяйку обыскивать было некому, поэтому, привычно «пробив» карманы Николая, принялись за помещения.
Вошел кинолог с Беллой, но собачка повела себя странно. Она села на порог, недоуменно посмотрела на кинолога, а потом внезапно стала носиться по дому, заливаясь судорожным лаем.
— Ладно, так обойдемся, уведи ее, — морщась от головной боли, сказал Киряков.
Он неважно себя чувствовал и был раздражен. Вчера за столом старался вести себя разумно, за молодежью не гнался, вроде не должен маяться, а поди ж ты. Возраст, что ли?
— Давайте соблюдать порядок. Николай, я предлагаю вам добровольно выдать находящиеся в доме незаконно хранящиеся предметы: оружие, боеприпасы, наркотики, а также деньги и ценности, нажитые преступным путем.
— Какие деньги? Одни долги. Дом строить надо, жить надо, — угрюмо отозвался Коля.
— А наркотики? Анаша?
— Вы на ней сидите.
Опера, настроившиеся на обычные процедуры поиска окурков, пакетиков с разовыми дозами, а при большой удаче — целлофановых кульков с килограммом-другим марихуаны, замерли, недоверчиво посматривая на хозяина.
—
— Вы на ней си-ди-те!
Киряков поднялся, раскрыл мешок, на котором так уютно устроился, зачерпнул полной горстью плотно набитую «зелень»…
Вот теперь до всех дошло, что за знакомый тяжелый запах висел в доме и отчего обезумела лохматая специалистка по поискам граммов наркоты, запрятанных в хитроумные тайники.
Три с половиной мешка отборной, измельченной и просеянной конопли стояли на затертом земляном полу. Десятки тысяч доз — сотни исковерканных судеб — в прозаических хозяйственных крафтмешках.
— Еще есть? — спросил оправившийся Киряков.
— Нет, все.
Чем отличаются настоящие профессионалы от любителей, получающих зарплату?
Да, налицо был результат, превзошедший все ожидания.
Да, опера добрались до первоисточника. Еще до начала официального допроса, отвечая на вопросы сыщиков по ходу обыска, Николай рассказал, как ездил в Чуйскую долину, заготавливал и сушил коноплю. Как по тропам обходил милицейские кордоны, погрузив на лошадь мешки со своим будущим богатством, а потом, дома, во дворе рубил травку лопатой и просеивал сквозь железное решето.
Но нашли свое место в опечатанных кульках и найденные выкуренные «косячки», и микрочастицы из карманов, и смывы с рук и зубов хозяина. Для следствия размер вещдока роли не играет. В этом процессе мелочей нет.
И, мягко говоря, нестандартное начало обыска не означало, что результат его мог бы быть другим.
Подтверждением этого факта стали еще три мешка с «дурью», выкопанные на сеновале.
— Николай, а почему ты про них не сказал?
— Забыл.
— А может, на черный день оставил, детишкам на молочишко? — зло спросил местный сыщик.
— Забыл.
— Что у тебя на чердаке дома? Лестница есть?
— Нет лестницы. Нет там ничего.
— Ну-ну, — ловкий, сухопарый участковый, у которого после напутствия начальника райотдела так и рвался наружу служебный энтузиазм, как кошка, вскарабкался по стене и скрылся на чердаке.
— Держите, — в черном лазе показался первый мешок.
Сава принял его, встав на цыпочки.
— Мне продолжать съемку? — не отрывая глаз от видоискателя, спросил Игоря телеоператор.
— Конечно, конечно!
— А может, там цемент?
— Я бы за…ся его принимать, — по-прежнему стоя на цыпочках, небрежно отозвался Сава и, спохватившись, добавил, сердито глядя на камеру, — …в смысле, мешки бы тогда были тяжелые…
Игорь, постояв на сыром ветерке, озяб и отправился в дом. Киряков по-прежнему оставался в кухне. Пересев на колченогий табурет, поближе к печке, он еле успевал опечатывать и вписывать в протокол трофеи розыскной команды. В углу росла гора изъятых мешков, заканчивались полиэтиленовые пакеты, прихваченные с собой для упаковки вещдоков.