Память Крови
Шрифт:
— Ах, как ты мне сразу не понравился! И ведь какие хорошие люди за тебя поручились…
Фрунзик скромно потупил свои блудливые глазки.
«Хорошие люди» уже сидели в камерах райотдела и ждали своей очереди.
Когда Киряков закончил все следственные действия с Николаем и выписал «сотку», в кабинет зашел опер из райотдела, участвовавший в обыске. Пристально посмотрев на съежившегося уйгура, он с нехорошей усмешкой протянул:
— Ну что, Коля-джан, пошли. Нам с тобой теперь долго общаться…
— Сейчас, сейчас, я только хочу еще следователю
— Ну, скажи, скажи! — еще раз ухмыльнувшись, опер вышел из кабинета.
— Заберите меня, заберите, я вас прошу!
— Куда забрать? — удивился Петрович.
— К себе, в Магадан! В вашу тюрьму! Вы не понимаете, что со мной здесь будет, я прошу вас!
— Я не могу этого сделать.
— Почему?
— По разным причинам, но поверь, не могу.
— А-а-х! — словно сломавшись, Николай осел на стул.
Через несколько минут его увели.
Только в восьмом часу вечера магаданская троица добралась до своих кроватей. Видя их состояние, даже энергичный Бутубек не предпринимал попыток продолжить «культурную программу».
Но это было уже неважно.
Было сделано главное: перекрыт еще один источник отравы. СДЕЛАНО ДЕЛО.
А о памятной культурной программе природа гостеприимной республики позаботилась сама.
Через день после обыска в Кара Балта Игорь играл в карты с Савой и Киряковым в их номере на двенадцатом этаже. Толик так и не поддался заразе, бушевавшей в столице Киргизии. Его коллеги тоже уже отошли и даже вполне прилично выглядели.
Резались азартно, в «тыщу», но не зарывались: игра шла «на уши». До отъезда в аэропорт оставалось еще полдня, и неудачник имел шанс приехать домой в весьма неприглядном виде.
Вдруг Игоря качнуло. Красивый вид за окном плавно поехал влево-вправо.
Пресса поморщился: «Проклятый грипп, еще осложнение какое-нибудь не хватало заработать! — но подняв глаза на партнеров, он увидел, что Киряков тоже как-то странно смотрит перед собой, ухватившись за стул. — Коллективное головокружение?».
Раздался неприятный, пробивающий до позвоночника гул, и картинка за окном снова поплыла в сторону. На столе мелодично зазвенела оставленная в стакане чайная ложка, а над головой вдруг стала раскачиваться люстра.
— Землетрясение! — выдохнул Сава.
Втроем они вылетели в коридор, к лифту, но он уже был набит битком.
В холл дружно высыпалась японская делегация (магаданцы знали их, так как приехали в один день, и раскланивались при встречах на правах старых знакомых).
Два японца немедленно кинулись к лифту. Один остановил ногой уже начавшую закрываться дверь, а второй, что-то крича, стал за руку выхватывать людей и направлять к лестнице.
Кто-то из пассажиров лифта попытался было взбрыкнуть, но его так ловко перехватил и подправил в зад коленом еще один японец, что тот по инерции проскочил два лестничных пролета.
Тут на помощь подоспела переводчица:
— Нельзя в лифт, его заклинит или оборвет!
Народ внял и кинулся вниз пешком.
А маленький изящный человечек,
Вот это был бег!
Игорь, оказавшись на улице в группе, которую, как опытные овчарки баранов, отогнали из опасной зоны все те же японцы, с удивлением заметил, что на плече у него висит чехол с видеокамерой. В руке — подаренная киргизскими телевизионщиками здоровенная бобина с записью обыска.
Как он успел заскочить в свой номер на четвертом этаже, а затем еще и обогнать остальных, оставалось загадкой.
Еще два раза качалась под ногами земля. Два раза прощально кланялись гордые буквы на фоне бездонно синего неба, на всю жизнь вписавшись в души уезжавших гостей.
А дома их снова встретил снег. И любимые женщины. И работа на Восьмое марта.
Сыск вечен.
Спросите оперов, они подтвердят.
Фома
— Что мы сами себе голову морочим? Под любое из дел, где Фома светился, взять постановления на обыска, перетрясти адреса. У подруги его на хате точно барахло ворованное есть. Расколем ее и — вперед.
— А основание? С какой радости тебе следователь постановления на обыска вынесет?
— Уболтаем как-нибудь. Напишем рапорта, что, по оперативным данным, кражи совершил гражданин такой-то. Надо будет, через руководство нажмем. Сколько можно глухари плодить?
— А прокурор? На него тоже нажмешь? Тебе, родной, в Штатах работать надо. Это у них судья под присягу полицейского санкцию на обыск дает. А у нас менты — люди второсортные. Тебе под твое честное слово восемь понятых надо и полсотни свидетелей. Не даст прокуратура санкцию. Чего ради им рисковать? Не дай Бог, проколемся, такой визг поднимется! Адвокаты, пресса…
— Вы как про девицу размечтались: даст, не даст! Не в этом дело. У этого хлопца высшее сумасшедшее образование, его на понт не возьмешь. Отмажется от вещей. В крайнем случае, скажет, что купил по дешевке. На городском рынке, у мужчины среднего роста, среднего веса и средней наружности. И все — приехали. Его только на горячем брать.
— Ну спасибо, разъяснил. Адресок, если не трудно, и время, когда он на кражу пойдет…
Гопа (он же — Жорка, он же — капитан милиции Гапонов) хотел было съязвить что-то Михалычу в ответ, благо, за словом в карман лазить не приучен. Но, подумав, тормознулся. Во-первых, с утра они уже успели пару раз поспорить и дневной лимит уже выбрали. А во-вторых, Жорка сам прокололся, вычитывая прописные истины своим товарищам в присутствии коллег из областного уголовного розыска, подключивших ОРБ к своим мероприятиям. Народ-то собрался знающий, все не первый год в сыске, на земле пахали и азам их учить не надо. Из новичков был только Игорь-Пресса, но тот, высказавшись в самом начале и согласившись с контраргументами Михалыча (он же подполковник милиции Ковалев), дальше предпочитал только слушать.